Михаил Щербаков все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Сентябрь

Облака - существа нелетучие,
Облака - существа висячие.
Что же мучит меня, что же мучает,
Что же силы мои подтачивает.

Вот опять многопутье завертится,

Простите непрощенного
За старые грехи;
Простите утомленного
За пошлые стихи;
Простите опоздавшему,
Что он не поспешил;
И сумасброду, знавшему,
Зачем он вас смешил.

Кроме тебя, Дункан, ещё и Макбет потерпел, учтём.
Ты королём смотрел, а был лишь одним из ключей к задаче.
Если б не ты, неужто сойтись иначе
звёзды убийц могли? Отвечаю "нет", ничком
лёжа в пустой мансарде вне сна и яви,
мудрствуя с кем попало о чём захочу.

В прошлом укладчик шпал, а ныне министр вообще путей,

Пернатым легче. Наук не знай.
Воркуй да каркай. Тешься натуральной снедью.
А я сижу пред звёздной картой.
читаю вслух энциклопедию и дрожу.

Какое множество диковин огненных роится в космосе! Страх.
Все вольно держится, мобильно движется, предельно вяжется в нём.
Земля уверенно лежит на трёх китах.

У быка голова крепка.
У слона, говорят, умна.
А моя голова, как видно,
никуда уже не годна.

Сколь её ни сжимай, ни три, -
тускло всё у неё внутри.
Всё невнятный какой-то шелест;

В девять начало опыта, в семь подъём.
Хуже, чем можно, карта легла вчера.
Третьим был, точно, шулер. Его найдём и побьём.
То есть найдём потом, а сейчас пора.

Как там погода? Кажется, мелкий снег.
Вроде с дождём, но, видимо, с небольшим.
Значит, поедем резво. Повязку с глаз, смазку с век...

Когда б не сто вольт сквозь пасть, я вряд ли теперь украсть
мечтал бы талон в медчасть на двадцать шестое.
Когда б не дупло в клыке, вздымал бы чело в венке,
стило золотое сжимал бы в руке.

На кухне ночной порой, под раковиной сырой
найдя шестиногих рой, спою: извините,
откуда же столько враз и именно в этот час?

Хотите - верьте, не хотите - ваша воля.
Но мы увидимся не возле «Метрополя».
Не на приёме в казначействе на паркете.
Не в турникете для спецконтроля.
Случится это не на Каннском фестивале.
Не на Курильских островах, не в Монреале.
Хотите - верьте, не хотите - право ваше.
Не на Балхаше. Не на Байкале.

Прямо сейчас, до торгов, до переоснастки, до немоты,
то есть пока есть откуда выступить и куда -
начнись, речь моя. В тугую оденься ткань, облекись в черты.
Обрети власть ферзя. Тело гимнастки. И уж тогда,

чем-то таким став, чего сама ни в поле не спрячешь, ни взаперти,
не усмиришь, не просеешь сквозь решето,
седлай весь табун. Бери добровольцев сотню и вскачь лети.

Почти не помню себя, но помню,
как виноград покорялся полдню,
как обмирали кроны, томился пруд.
И как напрыгался я в то лето,
пытаясь жердью, добытой где-то,
с верхушки снять особенно крупный фрукт.
Как высоко надо мной и жердью
шаталось то, что считалось твердью,

Среди тех, кто танцует взахлёб, молодея, виясь и кружа,
я топчусь перед вывеской «стоп», холодея, двоясь и дрожа.
Реже под ноги глядя, чем вверх, нахожу, что черна высота -
и охота начнётся в четверг. Или даже уже начата.
Но всех не догонят. Догонят не всех.
Всего не отнимут. Отнимут не всё.

Не вполне поворотлив собой утерявший стрелецкую прыть

Не выхожу на связь. Чернил в обрез.
Бумага кончилась. Конверт исчез.
Оревуар, весь мир! Пардон притом.
Не выхожу в эфир. Эфир - фантом.
Что нет его, что есть. Молчит шкала.
Там метка номер шесть занемогла.
Зависла на стреле, на острие.
И место той шкале - во вторсырье.

1992

Ближе к селенью, там, где река преграждена плотиной,
слух угадает голос жилья, глаз различит огни.
Впрочем, надейся не на чертёж, веры ему не много:
русла менялись, лес выгорал... вникни, промерь, сравни.
Трещина в камне, жук в янтаре - вот для тебя приметы,
брызги, осколки - прежде моей, ныне твоей - родни.

1995

В то время, как нефть на нуле, гниют семена,
налоги растут не по дням, страна умирает, -
вы склонны к согласию с кем-то, кто уверяет,
что худшей бедой была бы всё же война?

Неправда! Война - это очень славная вещь.

Всё хорошо, не надо краше.
Свежий пленэр, живой задор.
Новый узор на патронташе.
Бравый аллюр во весь опор.
Молодо смотрит лунный профиль.
Мир словно только сотворён.
И всевозможная картофель
так и цветёт со всех сторон.

Неосторожно взяв почин впредь обходиться без личин,
склеить пытаюсь два словца от своего лица.
Битые сутки с тяжким лбом сиднем сижу, гляжу в альбом.
Что до словес - язык не враг. Что до лица - никак.

Вот гувернантка, с ней дитя, милый ребёнок. Но, хотя
брезжит повадка в нём моя, всё-таки он не я.
Вот шалопай в Крыму меж скал, менее мил, уже не мал,

Не только мою конкретную цель я понял бы и настиг,
но даже и общий замысел от меня бы не увильнул,
когда бы я — хоть на миг, хоть сразу же как возник —
хоть сколько-нибудь замешкался и мозгами бы шевельнул.
Но — кровь, ни с кем не советуясь, размахнулась на долгий круг,
стопа, не успев опомниться, изготовилась для шагов.
И мне бы сто лет не крюк! Но всё это как-то вдруг,
а главное — в высшей степени независимо от мозгов.

Не может быть, весна, весна! Зарница блещет, как блесна.
Грохочет высь, что твой расстрел... Куда же я смотрел?

Валом в леса народ валит. Настал твой час, вперёд, москит!
Ветвись, крапива! Час настал. А я проспал, проспал.

Я в зыбких водах забытья тонул, и мнилось мне, что я
качу из ссылки ко двору... Ах, право, не к добру!

НЕРАЗМЕННАЯ БАБОЧКА

(la chansonette)

Не нарушать бы вихрю эту тишь,
да нипочём ему не запретишь:
подует он, войдёт в свои права -
и отделит пыльцу от рукава.

День-деньской жара в Москве.
Весь июль прошёл в тоске.

Шаткий мой трамвай седьмой!
Не вези меня домой.

Там - ремонт, разбой, погром.
Он не кончится добром.

Прежде, чем вовсе откажет рука, запишу:

значит так, замедляет шаги
кровельщик, за угол поворотя.
Холодно. Ворохи сыплются с крыш.
Ставни колеблются. Плачет дитя. Уа-уа.

Ветрено. Веет невзгодой.

Слеза золотая, сверкни и погибни,
рассыпься, зрачку не мешай.
Я всей панорамы ещё не запомнил,
запомню - и сразу уйду.
Надежд на взаимность пускай ни малейших:
ландшафты не знают о ней.
Ну что ж, ни малейших... Я здесь не за этим,
мне только проститься и всё.

Gm D7 Gm Cm
Не кричи, глашатай, не труби сбора.
Gm D7 Gm D7
Погоди, недолго терпеть.
Gm F B Ab
Нет, еще не завтра, но уже скоро
Gm D7 Gm
Риму предстоит умереть.

"...нет заглавной буквы, есть простая,
мелкая, для выплаты, для траты,
нет начала, есть квартал Китая,
есть Китай квартала, вросший в Штаты
Северной Америки, я тоже,
видимо, врасту". Конец цитаты.
Так или примерно так, похоже,
в лавке сувениров и безделиц

ECCE HOMO
А ну-ка, выпьем, храбрые вояки,
друзья-сержанты, братья-денщики!
Не для тоски хмельной, не ради драки,
а для того, что пить не дураки.
К тому же тост готов, достойный века:
я предлагаю выпить за того,
о ком забота наша и опека

Все. Хватит мук, довольно склок. Заткнитесь, ветры ада.
Раз больше я тебе не мил - расторгнем нашу связь.
Вон Бог, а вон порог. Не любишь и не надо.
Без лишней траты сил - расстанемся смеясь.

Да, так вот прямо и ступай. Пусть видят все соседи,
Как я сломаю на куски двуспальную тахту.
Ты влезешь в свой трамвай, он лязгнет и уедет.

L'HOMME A LA MOTO

Заносчив был угонщик мотоциклов, виртуоз,
его не зря учили в колледже.
Не спорь, бывало, с ним, когда погода хуже слёз
и настроение такое же.

Чины строптивому не указ и гости с музыкой нипочём.

NATURA NON FACIT SALTUS
Изгнав меня, Натура выполнит кульбит -
не слишком хитрый, хоть и двойной, как всякий жест её.
Один замолк, другой вступил. Антрактов нет
в её вертепе: фигур не счесть. Итак, виват

тебе, преемник мой! Не я, но ты - на бивуаке как-нибудь -
речитатив дополнишь сей, когда дружина, чубуки

Пока я был никто, не обитал нигде,
примерно лет от двух до трёх,
я наслаждался тем, что никакой вражде
не захватить меня врасплох.

Любой в ту пору шторм, иных сбивавший с ног,
не досадил бы мне, заметь.
И ни один гарпун тогда меня не мог

Мы прах, мы явный прах
В буквальном смысле - пыль земли
А также - след в пыли
Мы мел руин
Щепа сухих древес
Морской песок и след в песке
Утиль музеев и настенный мох пещер
Мы алебастр и тальк

Мы прах. Мы явный прах. В буквальном смысле пыль земли,
а также след в пыли.
Мы мел руин, щепа сухих древес, морской песок и след в песке,
утиль музеев и настенный мох пещер.
Мы алебастр, и тальк. И та мука, что лик паяца белит.
И опилки закулисных стойл.
А также прочий арсенал сыпучей всячины,
без коей шапито не шапито.

PARIS ENCORE

Потом, не завтра, нет. Зимой, зимой, не раньше.
Прозрев и устремив к былому взгляд и разум,
в былом найдёшь ты ад. Конечно, ад. Не рай же.
Глубин тщеты коснёшься ты и разумом и глазом.
Но тем верней метнёшься к ней, в ущерб всему и разом.

THE RAVEN
Птица, птица, что делать? Все светила сошлись.
Вот, в парче и в лаванде, некто молвил: начнём.
Ах, прекрасный ответ: если вам всё равно,
то, конечно, давайте. Впрочем, это я так.
Всё распалось, прощай.

Как он тянет, как медлит. Как он всё же богат!

На тринадцатый день календарь стушевался, и время повисло отвесно.
Жили в нём и не ведали мы ни о том, сколько нам до отъезда,
ни о том, доживём ли.

А когда от неведенья мне и тебе
почему-либо делалось не по себе,
до заката пустую покинув гостиницу, шли мы в деревню.
Словно снеди и вправду хотели простой,

F#m D7
А когда, Государь, ты умрешь,
Hm C#7
Побледневшие верные слуги
F#m D7
Сообщат эту весть всей округе,
Hm C#7
Нагоняя смятенье и дрожь.

А когда, государь, ты умрешь,
Побледневшие верные слуги
Сообщат эту весть всей округе,
Hагоняя смятенье и дрожь.

И тотчас же фанфарная медь,
Та, что днесь твою жизнь воспевает,
Поменяет мотив, зарыдает,

Am
А кое-кто по костям моим
A7
Пройти желает, Боже его прости
Dm Am
Со славою, со славою.
F7

А кое-кто по костям моим пройти
мечтает - Бог его прости -
со славою, со славою.
При этом скелет несчастный мой
круша как левою ногой,
так и правою.

Он с этою мыслью ходит там

А кое-кто по костям моим пройти
Мечтает - Бог его прости -
Со славою, со славою.
При этом скелет несчастный мой
Круша как левою ногой,
Так и правою.

Он с этою мыслью ходит там

А люди носятся в авто, деревья рубят...

Михаил Щербаков

...А люди носятся в авто, деревья рубят,
Кого-то губят ни за что, кого-то любят...
Который год не жил в тепле, не спал в тиши я.
Людей так много на земле, и все чужие.

AD LEUCONOEN

Не кричи, глашатай, не труби сбора.
Погоди, недолго терпеть.
Нет, ещё не завтра, но уже скоро -
Риму предстоит умереть.
Радуйся, торговец, закупай мыло,
мыло скоро будет в цене.

"АD LEVCONOEN"
МИХАИЛ ЩЕРБАКОВ

Не кричи, глашатай, не труби сбора.
Погоди, недолго терпеть.
Нет, еще не завтра, но уже скоро,
Риму предстоит умереть.
Радуйся, торговец, закупай мыло -

И опять я уезжаю
От печалей и забот.
Люди поезд провожают,
Поезд тронется вот-вот.

Я стою, курю печально
В мельтешении вокзальном,
И дурит меня прощально

Мотор подъехал, чужеземный, фиолетовый. Dm A7
Я марку бы назвал, да забываю постоянно. Dm Dm6
В него шатенка голенастая уселась, дверью хлопнула, Dm A7
и все, и все, и только брызги из-под колеса. Dm Dm6
Странно, вы как хотите, мне странно, D7 Gm
ведь я почти уже любил ее за некоторый пафос очертаний, Gm6 Dm A7 Dm
так сказать, и вообще за выражение лица. A7 D7
Gm Gm6 Dm A7 Dm A7

АВТОПАРОДИЯ

Не жалко двуногих. Кому их возня
важна, антр ну суа ди?
Я также не нужен. Не жалко меня,
хоть пропадом я пропади.

Напрасно усталый страдающий брат

Ab-A Ab-A Dm E7 A Ebdim A
A
На приволье в здоровом теле
Hm
Крепкий дух и порядок древний.
E7
Но нельзя же, на самом деле,
A

Помнишь, как оно бывало?
Все горело, все светилось,
Утром солнце как вставало,
Так до ночи не садилось.

А когда оно садилось,
Ты звонила мне и пела:
"Приходи, мол, сделай милость,

АНДАНТЕ
Как тот легионер, что, чуть стерев песок и кровь
с лица, в цепях, в полубреду, в плену
благодарит богов за поражение -
затем, что не велит себе роптать и сожалеть
об утверждённой наверху судьбе
всего побоища - и личной участи;
но глух его латинский монолог,

АНЕТА

Хороших нет вестей, дурные тут как тут, Анета влюблена.
С утра жильцы пускай не вслух о том шумят, но глаз у всех косит.
Никто из первых рук не взял и взять никак не мог, но ясно всем:
как есть влюбилась. Это ль не напасть? Да плюс ещё туман с утра.

Сосед-флейтист обломки флейты в печке сжёг. Анета влюблена.

АПРЕЛЬ (Михаил Щербаков)
Секунды сделали своё,
за океан ушла метель,
и в наше хмурое житьё
ворвался слякотью апрель.
И неба клок, как белый флаг,
подняли тучи кое-как.
А в мире кошек и собак

Ах, почему, господа,
Не родился я тогда, в те года, в те, когда
на земле в пещерный век процветал и гулял
первобытный человек.

Там был бы я как герой о, друзья,
Жил в пещере под скалой схоронясь от зверья,
И была бы там со мной под звездой золотой

АЭРОДРОМ

Мы видим, как из стеклянных врат
на поле, где самолёты в ряд,
выходит некто (на первый взгляд,
весьма невзрачного свойства)

А что везёте, капитаны, из далёка-далека?
А везёте вы бананы и ковровые шелка,
виноградное варенье, анашу и барбарис,
самоцветные каменья, мандарины и маис.
Капитана ждёт Монтана, боцман - бывший армянин,
а кого-то ждёт Гвиана, а кого-то ждёт Бенин.
Но, транзиты, тормозните, мы покурим табака.
Вы его мне привезите из далёка-далека.

В одних садах цветет миндаль, в других метет метель.
В одних краях еще февраль, в других уже апрель.
Проходит время, вечный счет, год за год, век за век,
Во всем - его неспешный ход, его кромешный бег.

В году на радость и печаль по двадцать пять недель.
Мне двадцать пять недель - февраль, и двадцать пять - апрель.
По двадцать пять недель в туман уходит счет векам.

БАЛАГАН 2
За тот же самый горизонт,
в те дальние края,
на тот неведомый пунктир,
куда, забыв резон,
из века в век стремится мир, -
туда стремлюсь и я.

F# F#m C#m
Известно стало, что вблизи от города, в лесах,
F# F#m C#m
бунтовщики, мятежники
F# F#m C#m
имеют наглость жечь костры, валяться на траве
A B Em
и замышлять недоброе

Вот сижу, себя жалею,
проклинаю прочих всех,
изливаюсь, как умею,
и драконю под орех.

Приготовили мне боги -
утопить бы всех богов! -
два желанья, две дороги,

Норд-вест, гудки, синева, крейсер, не то миноносец.
В рубке радист репетирует точка, тире, запятая.
Девочка Маша с берега белой рукою.
Все с борта машут в ответ, самый красивый не машет.

Жаль, жаль, а вот и не жаль - очень ей нужен красивый!
Пусть он утонет геройски со всею эскадрою вместе.
Ангелы божие станут ему улыбаться.

Без выходных, в три смены, конец квартала, своя гордыня.
Гвалт за окном и грохот, сдают объект, строители страх проворны.
С десяток зим тому здесь была пустыня.
А нынче улица Красных Зорь: этажи, балконы, антенны, средние волны.

Диктор сулит концерт по заявкам чьим-то в двенадцать с чем-то.
Я не писал заявок, но слушать стану, жуя сухомятный полдник.
Искал разбавить, шарил в шкафах, но тщетно.

Огорчу поневоле,
промолчу, не откликнусь,
не решу отозваться
ни в октаву, ни выше,
не придумаю вторы,
не добавлю объема,
без ответа оставлю
звуковое твоё письмо –

Был берег бел как снег. Не зря из века в век
белил его и чистил альпийских вод разбег.
На то, как берег бел, со склона сад смотрел.
В саду был дом, а в доме, дымясь, камин горел.

Дверной скрипел навес. И сад шумел, как лес,
пока закат струился - с вершин, с высот, с небес.
По склону мгла текла. И ты туда, где мгла,

Am Dm
Где-то в горах высоких или в полях далеких
Am H7 E7 Am
Билли, один из многих славных ребят.
К пыли давно привычный Билли - солдат обычный,
Билли - солдат отличный, бравый солдат.
C G
Билли задачу знает, службу несет.

Блаженны духом нищие, но праведны скоты,
молчащие о том, что совершили.
Да видит Бог: он сроду не боялся темноты,
и до начала предпоследней мили
ему была приятна эта ночь,
бесстыдно флиртовавшая с судьбою -
приятных чувств не в силах превозмочь,
он часть её унёс с собою.

В потоках пролива, что в обе ведут стороны,
ты в том и в другом отразишься двукратно,
из двух одного не избрав оттого, вероятно,
что оба— туда ли, обратно — равно не верны.

Махнёшь двойнику, и двойник, подбивая итог,
в ответ помахав, обнадёжит.
Но денег прощальных не бросишь в поток —

БРОДЯГИ

Пёс их знает бродяг, для какой они пользы, бродяги?
По каким по таким ордерам принимать их в расчёт?
В чём желательно было бы с ними сойтись? В чём не стоит?
Да и есть ли они вообще? Кто их видел, бродяг?

Не пойми-разбери, что за лица у них, что за взгляды.

Буквально только что, буквально в вестибюле,
как духи, стерегущие Сезам,
вахтёр и билетёр в бессменном карауле
стояли и не верили глазам.

Творилось в варьете немыслимое что-то:
всего-то на заезжий водевиль
толпа с восьми утра, сплошная как пехота,

Буквы на камне сквозь мох да репьи.
Имя, вроде, с отчеством нынче ничьи.
"Пётр Дормидонтыч" — дальше трава.
Были с прописной — стали просто слова.
Были в позолоте, а выцвела вся.
Вглядывайся, путник, догадывайся.
Мрамор увесист, орнамент не скуп.
Тот, знать, усопший был большой душегуб.

БУРЯ НА МОРЕ
(ария)

Конечно - гибель поначалу
страшит. Тем паче с непривычки.
Но мы же вас предупреждали -
ещё тогда, на твердой суше, -
что рейс под силу лишь нахалу,

Неправда, что Быстров был крепок и суров.
Скорее хрупок был он и затылком нездоров.
Он мнил себя изгоем, но пойти на криминал
не смел, пока лекарств не принимал.

Враньё, что сей изгой, истерзанный тоской,
решил-таки ограбить супермаркет на Тверской.
Решить-то он решил, но не ограбил же, учтём.

1. Вместо того, чтоб гнить в глуши,
Дыры латать, считать гроши,
Можно, пожалуй, шутки ради,
Что-нибудь сделать от души.

2. Во изумленье стад земных,
Пастырей их и всех иных,
Скажем, начать с высот астральных,

В белой мгле ледяных высот
я искал себя, с фонарем и без;
но нашел только лёд и лёд,
неподвижный хлад, точно взгляд небес.

Видел я отраженный луч,
ото льда летящий назад к звезде,
видел тьму облаков и туч...

В городе, где задушен был император Павел,
даже вблизи от замка, где он задушен был,
есть монумент известный (скульптор его поставил).
Как он стоит, я помню. Чей монумент, забыл.

Мимо него налево, да через мост направо,
и по прямой на остров, - как его бишь? склероз, -
шёл я на днях не быстро, маршировал не браво.

В ночи моргали огоньки
И двигались вагоны
Во мгле, во мгле.
И тепловозные гудки
Кричали как вороны
На всей Земле.
И свет в вагоне был убог,
И слаб, и желт, и бледен,

В то время, как нефть на нуле, гниют семена,
Налоги растут не по дням, страна умирает, -
Вы склонны к согласию с кем-то, кто уверяет,
Что худшей бедой была бы все же война?
Неправда! Война - это очень славная вещь.
Того же, кто вас заморочил иной программой,
Я видел. Он давеча шел по проспекту с дамой,
Ликом лоснясь, как вяленый лещ.

Если вы у нас впервые, вот вам нежный мой совет.
Здесь просторы не такие, чтоб взирать на них сто лет.
Сто лет, так сказать, чересчур непомерный срок,
перебор, несуразная цифра сама по себе,
да и дело к тому же минутное, если с умом.

Вместо кайзера в граните, вместо вечного огня -
вы на карточку снимите исключительно меня.

Не сосчитать ступеней всех,
Не разобрать рисунков лиц
На лестнице, ведущей вверх,
На лестнице, ведущей вниз.
Нет указателей и вех,
Тебя толкают и влекут
Спешащие как будто вверх,
Стоящие все время тут.

Ковыляет по курганам колымага за конём.
Это я и Себастьяно ящик золота везём.
Заунывно ветер свищет, в трубке тлеет уголёк,
веселей смотри, дружище, путь неблизок, кров далёк...

Ковыляют по курганам двое путников пешком.
Это я и Себастьяно ящик золота несём.
Мы лошадку схоронили, колымагу мы сожгли,

Вечно открытый Божьему гневу,
Шаг замедляя перед горой,
Вижу, как дерзко движется к небу
Лазальщик скальный - горный герой.
Весь из отваги соткан и создан,
Кажется снизу черным стрижом,
Там вверху строит он гнезда,
Там он царь, там его дом.

Вечно открытый Божьему гневу,
Шаг замедляя перед горой,
Вижу, как дерзко движется к небу
Лазальщик скальный - горный герой.
Весь из отваги соткан и создан,
Кажется снизу черным стрижом,
Там вверху строит он гнезда,
Там он царь, там его дом.

Из руин и забвенья, из пепла и крови,
Законам любым вопреки,
Возникает лицо, появляются брови,
Из тьмы проступают зрачки.

И не нужно движений, достаточно взгляда,
Как все начинается вновь:
Из бессонного бреда, из слез и разлада

Видал бы кто, каким я львом гляжусь, когда на гран-приём
являюсь к некой госпоже, в каком помпезном кураже,
с какой бравадой
сажусь напротив госпожи - как будто молвлю ей: «Дрожи!»
Таким кажусь главой градским, парламентарием таким,
хоть стой, хоть падай.

То не иначе кровь царей кипит во мне, когда пред ней

ВИШНЁВОЕ ВАРЕНЬЕ

Теперь на пристани толпа и гомонит, и рукоплещет:
из дальних стран пришёл корабль, его весь город ожидал.
Горит восторгом каждый лик, и каждый взор восторгом блещет.
Гремит салют, вздыхает трап, матросы сходят на причал.
Сиянье славы их слепит, их будоражит звон регалий,
у них давно уже готов ошеломляющий рассказ -

Вместо того, чтоб гнить в глуши,
дыры латать, считать гроши,
можно, пожалуй, шутки ради
что-нибудь сделать от души.

Во изумленье стад земных,
пастырей их и всех иных,
скажем, начать с высот астральных,

В ночи моргали огоньки, и двигались вагоны (во мгле, во мгле)
И тепловозные гудки кричали, как вороны (на всей Земле)
И свет в вагоне был убог, и слаб и желт, и бледен (мерцал сквозь дым, казался сном)
И я никак, никак не мог понять куда мы едем (куда летим, зачем живем)

И был мучителен вопрос, и не было решенья (в ночи, в снегу),
И только мерный стук колес обозначал движенье (через пургу).
Итак, мы двигались во мрак, не зная, чем заплатим (за этот бег, за этот снег),

Во славу Греции твоей и всех морей вокруг -
десятикрылый наш корабль мы назовём «Арго».
Покинем здешние снега и поплывём на юг.
Я буду править кораблём. Ты будешь петь, Марго.

По дивным песенкам твоим, которым сто веков,
по древним картам тех земель, где что ни шаг, то миф,
я, наконец-то изучу язык твоих богов,

ВОЗВРАЩЕНИЕ
Эй-эй-эй, южные страны! Дали морей...
Горные цепи, пустынь пески, озёр и рек прохлада, -
все красоты земные, все радости и беды
путешествий многолетних
мы познали, испытали на себе.
Теперь всё это позади.
Теперь - домой на крыльях ветра - тра-та-та-та!

Позабывши - где я, кто я, -
В полдень на проспекте пыльном,
Возле монумента стоя,
Маюсь в затрудненьи сильном.
Чувствую себя нескладной
Вещью, вошью, междометьем -
Перед этой глыбой хладной,
Перед истуканом этим.

Душа в ухабах, денег ни гроша,
В мозгу помехи и морзянка.
А по Волхонке марсианка
Проходит мимо не спеша.

Её осанка вся как нервный тик,
Её глаза как две напасти.
При ней болонка лунной масти

ВОРОБЬЁВЫ ГОРЫ
Учитель алгебры (не знаю, нынче жив ли он),
Людовик Францевич, по кличке «Людоед»,
в то утро, помнится, меня из класса выгнал вон
за то, что двум равнялся игрек, а зет - нет.

Ура, свобода! Майский день. Скорей к сосне с ольхой,
в лазурь и прозелень, к реке Москве!

Ах, оставьте Вашу скуку,
Я не верю в Вашу муку,
Дайте руку, дайте руку
И забудьте про мораль.
Повернитесь вы к окошку -
Там увидите дорожку,
Где уходит понемножку
Восемнадцатый февраль.

На лодке через Ниагарский водопад
Один безумец может только перебраться,
Но неспроста меня влечет кромешный ад
Туда, где даже след не может отыскаться.
Как талисман, со мною вечно медальон,
Но под Техасским ливнем вымок я до нитки,
Проник я в древний заколдованный каньон
И попинал ногами золотые слитки.

На лодке через Ниагарский водопад
один безумец может только перебраться,
но неспроста меня влечёт кромешный ад
туда, где даже след не может отыскаться.

Как талисман, со мною вечно медальон,
но под техасским ливнем вымок я до нитки,
проник я в древний заколдованный каньон

«ВОСТОЧНАЯ» ПЕСНЯ 1
Двенадцать лун на знамени моём,
и панцирь твёрд, и шпага тяжела.
Я рыцарь-тень, блуждающий верхом

в зелёном, как заросший водоём,
краю; и мгла, лежащая кругом,
коню и мне глаза заволокла.

Слушай, мальчик: нелегко мне,
стёрлись имена и сроки,
я не помню о Востоке.

Гаснет разум, уплывая
лёгкой лодкой в сон полночный,
забывая край восточный.

Моим словам едва ты внемлешь,
тебе в них чудится капкан.
Меж тем их сладостный обман
изящен, полон волшебства, и тем лишь
они правдивы, как Коран.

Зачем выдумывать причину,
искать ростки грядущих ссор?

Восходя дорогой горной прямо к бездне голубой,
не печалься, брат мой гордый, будет нам ещё с тобой -
и парча ковров ценнейших, и невиданный фарфор,
и красавиц августейших неожиданный фавор.

Не раздавят нас, ей-Богу, ни чужбина, ни нужда.
Будет нам всего помногу. А не будет - не беда.

Вот - поднимается ветер и мчится на запад, деревья пригнув.
Молния блещет с высот, и неслыханный гром сотрясает тюрьму.
Это ещё не успех и, конечно, совсем никакой не триумф,
это всего лишь начальный аккорд или только вступленье к нему.

Но - всё же, едва не плача,
узник твердит: «Удача!» -
и, у окна маяча,

Вот - поднимается ветер и мчится на запад, деревья пригнув.
Молния блещет с высот, и неслыханный гром сотрясает тюрьму.
Это еще не успех и, конечно, совсем никакой не триумф,
Это всего лишь начальный аккорд, или только вступленье к нему.

Но - все же, едва не плача,
Узник твердит: "Удача!.."
И, у окна маяча,

То-то сегодня впрок я себе помогу:
приберегу к ненастью я себе табаку.
В чёрные дни утешусь, голову отвлеку.

Многих ли ждать ещё радостей на веку?
Приберегу к ненастью я себе коньяку.
Будет по меньшей мере в чём утопить тоску.

Вряд ли собой хороша, но скромна и нарядна;
вряд ли вполне молода, но о том не речем, -
где-то в предместье она так и живёт, вероятно.
Чем занята, Бог весть. Может, совсем ничем.

Может быть, к зеркалу профиль приблизив негордый,
локон непышный на разные крутит лады.
Или цветок чуть живой ставит в кувшин узкогорлый,

Все порываюсь отыскать...

Михаил Щербаков

Все порываюсь отыскать
Перо - да как-то забываю.
Все собираюсь написать
Письмо - и все не успеваю.

ВСЁ РАВНО НЕ ПО СЕБЕ

Такие ясные глаза нас от печали и сомнений ограждают,
такие честные слова нам говорят, что не поверить мудрено,
такие громкие дела нам предстоят, такие лавры ожидают,
такая слава и хвала!.. А всё равно не по себе, а всё равно...

И ведь ничто не задевает самолюбия, достоинства и чести,

ВТОРНИК, ВТОРОЕ АВГУСТА (Михаил Щербаков)
Вторник, второе августа, время – десять без десяти
Лето в поре, однако сказать, что жарко, никак нельзя. Не жарко.
Солнца не хватит даже и малый паводок извести.
Впрочем, откуда паводок – ветер слаб, небо чисто, суха лежанка.

Я вчера фантазировал, и фантазия мне удалась:
Выдумал я, что лету как раз и следует быть вот таким, как это:

Вторник, второе августа, время - десять без десяти.
Лето в поре, однако сказать, что жарко, никак нельзя: не жарко.
Солнца не хватит даже и малый паводок извести.
Впрочем, откуда паводок? Ветер слаб, небо чисто. Суха лежанка.

Я вчера фантазировал, и фантазия мне удалась.
Выдумал я, что лету как раз и следует быть вот таким как это.
Дням его надлежит шелестеть прохладно, свободно длясь.

Вы простите, что пишу я много хуже, чем когда-то,
Вы простите, что грешу я много больше, чем когда-то,
Меньше верю я в былое, в гороскопы, в амулеты
И в записанные мною на магнитные кассеты.

Это все переводные, все картиночки-рисунки,
Это все перекладные, пересадочные пункты,
Это все мой город снежный, это крыша золотая,

Вьюга замолчит. Заря окрасит
шпилей сталь и камень стен дворца.
Дама во дворце свечу погасит,
возблагодарив за все Творца.

Тяжек переплет ея псалтыри,
в золото оправлены края.
Тихо во дворце, покойно в мире

Год шёл две тысячи тринадцатый к концу, была битком московская подземка.
От трёх вокзалов я в Черёмушки домой по ветке красной ехал по прямой.
Там, в Черёмушках, не ждал меня, не чаял свой когда-то дом с двором — когда-то общим,
чьих сегодняшних гримас я не пойму, и где не только я не ведом никому,
но даже дворник, когда-то внятный персонаж, теперь бесцветный. Знаком не всем,
кто ежечасно задает ему несметный объём работ.

Хоть круглый год мети, повсюду мусор, сор, а к рождеству подавно: вдвое, втрое.

Год шёл две тысячи тринадцатый к концу,
была битком московская подземка.
От трёх вокзалов я в Черёмушки домой
по ветке красной ехал по прямой.
Влёк в Черёмушки меня канун каникул,
призрак праздника манил к среде нейтральной,
той, отдельной, что давно уж не своя,
и где не ведом никому не только я,

ГОРЕСТНЫЙ РОМАНС 1
Несчитанные дни, немыслимые дали
остались позади, а край всё непочат.
Как много мы сожгли, как мало мы создали
по милости людей, которые молчат.

Давно известны нам все омуты и мели.
Иных снесло на дно, а нас всё волны мчат.

ГОРЕСТНЫЙ РОМАНС 2
Поржавело наше стремя, наше семя не взошло.
Поредело наше племя, наше время истекло.
Отлетело, убежало, просочилось в решето,
отборолось, отстрадало и пропало ни за что.
А поменьше бы боролось, не ушло бы в кровь да в снег,
может, был бы твёрже голос, гуще волос, дольше век.

О, город слез! Мечта, мечта...
Контрольно-пропускной режим.
Раскрась его во все цвета -
Вовек не станет он цветным.

Какой бы в нем смычок ни пел,
Какой бы кипарис ни рос -
Не здесь твои сады, Отрада.

ГОСТИНИЦА
Ни глотка спиртного, ни младой креолки.
В кадке то ли пальма, то ли василёк.
Утром встал, обулся. Снял сценарий с полки.
Сел вносить поправки. Внёс, разулся, лёг.

Никаких событий, разве что посуда
треснет или мебель опрокинется.

Давайте, други милые, буянить и шалить...

Михаил Щербаков

Dm Gm C F
Давайте, други милые, буянить и шалить.
Gm Dm A7 Dm
Над каждою могилою не будем слезы лить.

ДОРОГА

Далёко до срока, до края далёко.
Налево - дорога, направо - дорога.
Чего ж ты хлопочешь, страдаешь, рыдаешь?
Иди куда хочешь и делай как знаешь.
Налево - посевы, направо - дубрава.
Иди себе влево, ступай себе вправо,

ДВА СЛОВА РЫБЫ
Кошки черны в ночи и виденья схожи.
Может, с одним иных не сравнил бы сном.
Он позабыт отчасти уже, но всё же
я бы хотел два слова сказать о нём.

Виделись мне брега голубого Нила
или ещё какой-то большой реки.

Что с того, что я больной,
Что с того, что хворый?
Брежу я войной, войной,
А она нескоро.
Нам на суше и в морях
Битв не обещают,
Мой король и стар, и дряхл,
Армия нищает,

ДЕКЛАРАЦИЯ

Мы, жители социума, не могущего без войны,
граждане гипер-отечества по прозвищу «тройка-птица»,
нынче, сложив оружие, с той и другой стороны
сходимся, чтобы на миг побрататься и к тебе обратиться.

Ты - наш потомок общий, грядущий лет через сто,

Дело шло к рассвету, вьюги бушевали,
зимняя погода лезла вон из кожи.
В доме шло веселье, гости танцевали,
ты была прекрасна - прямо-таки до дрожи.
И никто не слышал, как метель гудела,
каждый был обласкан и храним судьбою...
Я ж тогда подумал: плохо наше дело!
Хватит нам с тобою лиха,

Десять первых лет я в изумлении таращился на белый свет.
Впрочем, и потом воспринимал происходящее с открытым ртом.
Даже и затем, ещё разинув рот, нередко замирал я нем,
чуть только возникало предо мной, ой-ой,
иного пола существо, и повергало в зной.

Раз в густом метро одно такое угодило мне зонтом в ребро.
Всякий тут бы взвыл, а я напротив приосанился и рот закрыл.

ДИКТАНТ

Профан по всем остальным наукам -
ладно, я не о тех талантах.
К чему к чему, а к дворцовым трюкам
ты мог привыкнуть ещё в инфантах.
Расчесть хотя бы азы карьеры
монарх обязан уметь вслепую.

Для тех несчастных, кто словом первым Hm G7
И первым взглядом твоим сражен, Hm C
Ты есть, была и пребудешь перлом, Em Em
Женой нежнейшей из нежных жен. F# G

В округе всяк, не щадя усилий, H7 E Hm
Трубит, как дивны твои черты... F# H7
Но я-то знаю, что меж рептилий Em Hm

До поезда ещё минута. Ещё минута - и прощай.
В кармане дребезжит валюта. Отдашь проводнику за чай.

Как волны люди все и вещи: с какой ни глянешь стороны,
одна волна другой не хлеще. Со всех они сторон равны.

С подветренной - остёр, как коготь - пакгаузный торчит флагшток.
С наветренной - мазут и копоть обходчика сбивают с ног.

Далеко до срока,до края далеко, Em H7 Em
Налево - дорога,направо - дорога. H7 E7
Чего ж ты хлопочешь,страдаешь,рыдаешь ? Am Am6 Em
Иди куда хочешь и делай как знаешь. H7 Em

Налево - посевы,направо - дубрава. E7 Am E7
Иди себе влево,ступай себе вправо. E9 Am
Смотри,куда люди, и двигай туда же. A7 Dm Am

Другая жизнь в цвету. В ином цвету, чем тот,
что цвел до сец поры и ныне - все цветет.
Не просто взгляд другой при внешнем сходстве лиц -
другая как бы связь волокон, ткань частиц.
В декоративный плющ витой чугун вплетен.
На вековой скамье - в восьми томах Платон.
Складной, без дров, очаг - наивный враг зимы...
Итак, при чем тут мы?

Проживи, как я хоть двести
Лет, хоть триста, хоть на месте
Сидя, хоть чертя кривые, -
Ты в таблицы восковые
Не уверуешь, как я.
Мудрено читать на воске...
Да и мир - скорей подмостки,
Чем, увы, библиотека.

Друзья-мореходы, творцы-корабелы,
прекрасны у вас корабли!
И всё-таки зря вы свои каравеллы
к моим берегам привели.

О, как ваши флаги сияли прекрасно
в лучах уходящего дня!
Вы вдаль отправлялись... Но только напрасно

Оставлю всех, пройду повсюду,
пускай ни с чем, но не в долгу.
Себя раздам, тебя забуду,
мне всё равно, я всё могу.
А вот душа... она не может,
небесный свет в неё пролит,
неясный зов её тревожит,
она поёт, она болит.

Ей двадцать восемь лет, она уже вполне во власти
привычек, коим грош цена.
Она не в силах не любить собак, цветы и сласти,
зато в объятьях холодна.
Красы не много в ней, хотя черты чисты и хрупки,
но меркнет даже то, что есть, -
от нераденья, от зевка, от телефонной трубки,
от неуменья встать и сесть.

Если пойдёшь ты пешком через ручей к развилке,
то укрепи гребешком волосы на затылке.
Порох и дробь выбрось вон, страхи забудь лесные.
Смело шагай, это сон. Хищники в нём не злые.

Не подведёт тишина, сумерки не обманут.
Глянет из тьмы хижина. Страхи назад отпрянут.

ЕЩЁ ЗАКЛИНАНИЕ

Длятся стансы, шьются. Клякса, прочерк, штрих.
Трефы, бубны, шар лотерейный, счастье с блюдца.
Милые эти фанты, люблю я их.

Лепишь, вроде, лепет. Ловишь воздух ртом.
Вроде вздор. Но чу: в парадном шаги и трепет.

Заветный остров, путь далек
Нас ждет, держите на восток!
Обетованная земля -
Там клад для нас и Бога для.
А может, там нам всем петля?
Ля-ля-ля-ля ля-ля-ля-ля!

Уже близка хмельная цель.

Не умеешь ты, туземец, отдохнуть по-людски.
И по плану вроде всё, а некстати.
То и дело что-нибудь чему-нибудь вопреки,
а в результате вдрызг и на куски.

Вчера, допустим,
и фамильную ты бронзу к рукавам приклепал,
и за вход предусмотрел сторублёвку.

...и заклинаю: остерегайтесь
выходить на болото в ночное
время, когда силы зла властвуют
безраздельно.
Из детской книжки (пер. Н.Волжиной)

Не ангел я, но врать не буду:
Земля ничья, ходи повсюду.

Dm E7
Порядок вечный мне не знаком,
Gm A7 Dm
Неведом расчет судьбы,
A7 Dm E7
Мне внятен только один закон,
Gm A7 Dm
Великий закон ходьбы.

Залив

Душа, каких похвал ещё тебе, ворожее?
Ликуй: всё обошлось примерно так, как ты рекла.
Всерьёз на этот раз я превозмог небытие,
воскрес, уехал вдаль, построил дом, завёл щегла.

Он мал, неискушён, и разучил пока всего

Налейте солисту за верхнее "соль",
Налейте альтисту за каждый бемоль.
Вина не жалейте, налейте басам
И флейте налейте (хотя бы сто грамм).
Гобою, кларнету, тромбону, трубе,
Квинтету, квартету и мне, и тебе.
И всё же, без спору, всех больше, полней
Нальём дирижёру. Так будет верней :)

Затем же, зачем рыжий клоун рыж,
жених твой тебя предпочтёт вдове.
Затем же, зачем на земле Париж,
ты будешь безвыездно жить в Москве.

Ты чёрную должность ему простишь.
И замуж без слов за него пойдёшь.
Постольку, поскольку щебечет стриж,

Затем же, зачем рыжий клоун рыж,
Жених твой тебя предпочтет вдове.
Затем же, зачем на земле Париж,
Ты будешь безвыездно жить в Москве.

Ты черную должность ему простишь
И замуж без слов за него пойдешь
Постольку, поскольку щебечет стриж,

ЗВЁЗДЫ И ПОЛОСЫ

Насчет судьбы не верьте, барышня, другим вслепую,
ни даже мне, притом что зорок я поболее, чем все,
и, глянув на небо, могу судьбу прочесть любую,
на звёзды гляну и прочту судьбу любую,
чью пожелаете — и вашу в том числе.

Зверю очень просто жить на земле,
Птице очень просто жить в облаках,
Рыбе почему-то в море теплей -
Лишь человеку нигде не ужиться никак.

Поезд по суше идёт,
В море плывёт пароход,
Лишь человека иная дорога влечёт.

Здравствуйте, полковник. Вы точны, как бес. Am Am/G Am/F#
Вижу, мало спали и черны, как лес. Am Am/G Am/F#
Что ж, располагайтесь без чинов, прошу вас. A Dm Am
Запросто отстёгивайте свой протез. Dm6 Am E Am

Трубка вас согреет, и вино взбодрит. Am Am/G Am/F#
Полон ваш бокал, и золотист на вид. Am Am/G Am/F#
Пробуйте - напиток благородный, древний. A Dm Am

«Знамя наше на древке развевается.
А Наташа на реке - раздевается.
Хоть разденься ты, Наташа, хоть оденься,
всё равно не будешь наша, не надейся!..»

Всё так же весела планида у солдата.
Всё так же велика планета, погляди:
исхожена до дыр, истоптана, измята,

И был бы я пророк сердец,
вещатель судеб,
меня б в сиятельный венец
одели люди.

И жизнь моя была б легка
в великом ранге,
и залетел бы я в века,

Две слезы, две слезы
У дождя, у грозы.
Не горят два огня
У тебя, у меня.
Две звезды в высоте,
Две души в темноте,
И волхвы только во сне
Молятся обо мне.

И полдень, и вокзал, и справочная — всё уместно было, кроме нас.
И очередь, и редкий дождь, и колея на Оредеж и Павловск.
Все пассажиры арии свои и роли знали, кроме нас,
как если некий бы выдумыватель в чужую музыку вкропал нас,
к слову приплёл, вклеил в коллаж,
к буфетным кружевам и модному по радио потоку средних частот.
Дождь был уныл, день был не наш,
но в целой жизни не было у нас важнее дня, чем тот.

Идет война. Лютует враг. В опасности свобода.
Горит земля. Гудит пожар. Кипит святая месть.
На смертный бой за отчий край идут войска народа,
И верим мы, что это так. Ведь это так и есть.

Мы твердо знаем, кто неправ, поскольку сами правы.
Победа к нам благоволит, свобода спасена -
Но снова в бой, ровняя строй, идут войска державы.

Известно стало, что вблизи от города, в лесах,
бунтовщики, мятежники
имеют наглость жечь костры, валяться на траве
и замышлять недоброе.

Отряду нашему приказ: проследовать туда.
Отряд кивнул - и следует.
Найти злодеев окружить врасплох и повязать,

Издалека вернувшись туда, где не был долго,
взамен жилья и счастья найду пустые стены.
А в цветнике у дома за чугуном ажурным
увижу плоский камень, прочту на камне имя -
и, прислонясь к решетке, произнесу в смятенье:
"Ну как же так, Мария? Я ожидал иного.
Я думал, ты еще раз спасешь меня, как прежде.
Я был уверен. Я полагал, ты можешь все..."

Издалека вернувшись туда, где не был долго,
взамен жилья и счастья, найду пустые стены.
А в цветнике у дома за чугуном ажурным
увижу плоский камень, прочту на камне имя -
и, прислонясь к решётке, произнесу в смятенье:
«Ну, как же так, Мария? Я ожидал иного.
Я думал, ты ещё раз спасёшь меня, как прежде.
Я был в тебе уверен. Я полагал, ты можешь всё...»

Или счастье подберу,
Или заживо помру,
Или то, что я покинул,
Мне потом надломит спину.
Дай-то Бог, чтоб повезло,
Чтоб родилось и жило,
А пшеничное тепло
Чтоб колосьями взошло.

Аменхотеп, ты помнишь тот мотив? Его ты
сочинив, немедленно надул бока -
и мне напел. А я, не подавив зевоты,
промолчал. Потом прошли века, века...

Вчера в концерте слышал я, как те же ноты
между пятым скерцо и седьмым, пока
переводили дух корнеты и фаготы,

Когда в хлеву обезьяньем
наскучит нам в ус не дуть,
я стану лунным сияньем.
Ты тоже стань чем-нибудь.

Не номерком на табличке,
так мотыльком-васильком.
В каком угодно обличье,

Михаил Щербаков

Интермедия 1

Свой век - не ярче кривых стенных
щитов с реестрами основных
врачебных мер и здоровых норм -
влачит в отделе готовых форм

Уже не раз, говоря о том же, о чём сегодня,
старался я говорить доступно в целом и внятно
о том, что выбора нет, ход маятника предсказан.
И сколько ни тормози преступно или халатно,
а маятник должен, буквально обязан –
обратно.

Об этом я говорил и выглядел неуместно,

ИНТЕРМЕДИЯ 2
Знобит ли, свело ли поясницу -
народ, небось, не фраер:
тотчас галдит о Судном дне.
Град выпал - бегут уж к ясновидцу.
Сломалась водокачка - готовятся к войне.
Ай, скучно, скучно мне!

Где ты был, - когда разведка полем шла, всего пугаясь,
чуть не вслух шепча молитвы, спирт пила, на миллилитры
счёт ведя, а вид окрестный мимо плыл, детали вяло
грудились, как в натюрморте, - где ты был? Я был в реторте.

25 - пора соблазнов. 26 - и на здоровье.
27 - одних извилин. 28 извинений.
29 - чудный возраст. 30 - тоже не из худших.

Не в архиве при лампаде, не на Мойке в Петрограде, не в роще у ручья, -
на московской Маросейке поместился на скамейке я.
В книгу взором я упёрся. Что читал - не помню - Бёрнса? Хармса? - не помню что.
Но легко, без проволочек, одолел примерно строчек сто.

Не мечтая о скандале, принялся читать я дале.
Но - еле принялся - села на скамейку дама, из одних суставов прямо вся.
Только что в ларьке, где было дёшево, она купила отечественных кур.

1. «Испанцы»

Сердцу всё в Испании мило, то есть много милее,
чем, допустим, во Франции.
Всё здесь, вплоть до чисел и звуков, большей прелестью дышит,
чем в какой-нибудь Франции.
Здесь и площадь в размере свыше полумильона километров квадратных
впечатляет сама по себе.

ВЕХИ ФАТАЛИЗМА

Исповедь не в моде. Спутаны дороги. Am F7 E7 Am
Вынем каталоги. Сочиним трактат. Am F7 E7 Am
Там подрежем крылья, здесь подвяжем ноги, Dm Am
Подведем итоги маленьких затрат. Am F7 E7 Am
Что же тут такого? Ты - глава в конторе, F E A7 Dm
Твой талант сочится в главки всех мастей, Am E7 Am

Итак, друзья, какие будут мнения?
Пришла пора решать без промедления.
Сегодня же я должен наши выводы
представить королю для общей выгоды.

А он в делах военной безопасности
всегда вникает в мелочи и частности,
поэтому - держитесь беспристрастности,

ИЮНЬ (Михаил Щербаков)
Неугасающей памяти Владимира Высоцкого посвящается

Ну что ж, давайте старт. Я отрешён и собран.
Машину с места рву, кренюсь на вираже,
И вижу свой маршрут, столбов косые рёбра
И зрительских рядов весёлое драже.
Писали обо мне великие поэты,

Я сделал графики упадка царств, особенно восточных.
Томов пятьсот пророческого толка изучил. Взболтал источник
смысла, как земного, так и внеземного.
И в результате сих ученых штудий получил одно лишь слово.

Гибель! Всем-всем-всем. Ребус рун, шифр майя -
хлещут радиоволною вдаль и вверх,
безумных литер фейерверк над чернотой вздымая...

Никакой жасмин под окном не пах.
Ни один в садах соловей не пел.
Паче страсти жаждала ты вражды.
Я любил тебя, я сказал - изволь.

Там и сям настроил я крепостей,
зарядил чем следовало стволы,
карту мира вычертил в двух тонах,

Я УЛЕТАЮ В ДЖУНГЛИ (1981)

Какой тайфун произойдет
Налево к горизонту,
Какой случайный вертолет
На наши головы падет,
Какой безумный занесет
Меня на Амазонку?

Калейдоскоп детский

Не угодно ль: вот, оптический прибор, нехитрый,
так, система трёх зеркал в цилиндре
плюс цветные пустяки... как видишь,
вещь нарочно для тебя, беглянки
скрытной, склонной к миражам.

Всё куда-то рвался, дерзал, метался,
не укрощался, а укрощал.
Долгие годы желал свободы
и упрощал себя, упрощал.
А куда же проще? Кошелёчек тощий,
барабан дырявый, висок седой.
Не покрыт славой - левой-левой-правой -
капитан бравый, но отставной.

Школяр в объятьях младой Гертруды
Дремал на левом своем боку.
Во сне ему рисовались груды
Песка - не к марш ли броску? -
И шли по песку верблюды.

(Один верблюд ишел. Другой верблюд ишел.
И третий верблюд ишел. И весь караван ишел.)

A F#m A F Hm A7

|Что-то |где-то проис|ходит... |Ладно, |ну и |пусть бы, || Dm
Gm Dm E A7 Dm |
E A7
|Люди |рушат и воз|водят |здания и |судьбы. Dm Gm Dm C F
|Судьбы лепятся, как стены, и, как бюсты - |чувства, Gm Dm
|Тоже, |милый, все свя|щенно, |тоже, брат, ис|кусство! A F#m A F Hm A7

КАРИАТИДЫ
Что-то где-то происходит... Ладно, ну и пусть бы.
Люди рушат и возводят здания и судьбы.
Судьбы лепятся, как стены, и, как бюсты, чувства.
Тоже, милый, всё священно, тоже, брат, искусство!
Вот так, а ты как думал?

Строишь славное строенье, вроде всё как надо:

Hm Em6
Все скрылось, отошло, и больше не начнется.
Em F#9 F#(7) Hm
Роман и есть роман, в нем все как надлежит.
Em6
Кибитка вдаль бежит, пыль вьется, сердце бьется,
Em F# Hm
Дыхание твое дрожит, дрожит, дрожит.

Не потому ли, что пыль рутины любой ландшафт обращает в ад,
Мы разорвали чертеж Техаса и упразднили коней,
Переместив горизонт картины в гнездо менее желтый штат,
Поближе к берегу, в область трапов, грузчиков и якорей?

Не оттого ли, что шум прибоя напоминает дыханье льва,
Мы устранили хор, альты ругая и басы понося,
И поменяли юнца-ковбоя на морехода, чья голова,

Если эта светотень по жанру и не Мона Лиза Джоконда,
Пусть. Зато она твоя, пигмей, она для всех, не только для бомонда.
Даром, что ли, вместе с залом, путающим - в кадре он или за кадром,
Ты при нежной сцене веки трешь, а при батальной - кланяешься ядрам?

Карлик! Хватит уже моргать, найди себе героя -
И выдавай за него себя.

Когда, закончив школу, я расстался с Подмосковьем
и в техникум столичный поступил, набравши балл,
я к новой жизни, жертвуя здоровьем (ежечасно),
тропою просвещенья зашагал.
Была тропа терниста, но зерниста.
За курсом курс отважно просвещался я. И вот
мне выдали диплом специалиста (тёмно-синий)
и вытолкали в люди из ворот.

Когда меня разжалуют, объявят несуразностью
и выметут за дверь железным помелом,
когда не только умственно, но всею прямо плотию,
всей кожею своей постигну я беду,
тогда за утешением я не пойду к счастливому,
я к честному пойду.

Счастливый – это фикция, он это только временно,

* * *
Они и люди дурные
и на дурных лошадях ездят.

Ксенофонт, «Киропедия»

Когда я был помоложе, я тоже имел коня,
врагов наживал в соседях и дамам возил цветы.

D G7
А что везете, капитаны, из далека-далека?
B7 A7 D
А везете вы бананы и ковровые шелка,
D G7
Виноградное варенье, анашу и барбарис,
B7 A7 D

КОЛЛАЖ
У церкви стояла карета.
Поди угадай, для чего.
Вы думали, «кво» - это статус?
То-то и оно, что «кво».

Бродяга Байкал переехал.
Блоху переехал комбайн.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спит Гавана, спят Афины,
спят осенние цветы.
В Чёрном море спят дельфины,
в Белом море спят киты.
И подбитая собака
улеглась под сонный куст,
и собаке снятся знаки Зодиака,

Колыбельная безумца

Спите, мои благородные предки!
Спите, мои полководцы, мои короли!
Скройтесь во мраке своих каменистых столетий,
своих незапамятных темных веков.
Мирно покойтесь: вы все уже совершили,
вы сделали больше, чем можно.

КОНЕЦ НЕДЕЛИ

День словно в стороне висел, нас как бы не касался.
Он выдался не хмур, не скор, не более весом,
чем всякий дар небес, и нам последним не казался.
А это был последний дар - и никаких потом.
Но кто же в пятом знал часу, что станет с ним в шестом?

КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ЭТЮД
Не ехать же, думаю, в Америку.
Зощенко

Куплю билет в СССР,
возьму с собою револьвер
и всем на свете докажу,
что я - революционер.

КОРДЕБАЛЕТ

Плохо кончилась атака. Я поднимаю флаг. Весь он бел.
Бел и я, но цел. Однако не понимаю, как уцелел.
Сил не то чтобы избыток. Хвастать-куражиться не спешу.
Но держусь уже без ниток. Мне даже кажется, что дышу.

Горло горна рвётся гордо. А и его вокал - не в цене.

КОРЧМА

Ни сном, ни духом, ни днём, ни ночью
стрельбе не внемлю. Сижу, сдаю.
Рука не дрогнет. Мне всё равно, чью
попортят шкуру. Пусть хоть мою.

Лёг, значит, влево король марьяжный.

То галопом, то вверх тормашками - дни мелькают а ля драже.
Например, эти две с ромашками не полюбят меня уже.
Прежде взвыл о таком бы бедствии, нынче ж только губу скривлю:
ничего, как-нибудь впоследствии я их тоже не полюблю.

Не мычи, пассажир, так ласково. Стоит повесть твоя пятак.
Сколько пива в тебе голландского, я вполне угадал и так.
Худший способ вербовки ближнего - биография с молотка.

Ой, ну право же, провал у пилигрима:
Ой, везде он побывал, кроме Крыма,
Ой, полмира исходил, ой, полсвета,
Ну как же Крым-то пропустил, как же это?
Не пойму, ну почему так все не просто,
Если хочется ему очень остро
От любви, тоски, долгов и погоста -
На желанный дорогой полуостров!

Ой, ну право же, провал у пилигрима.
Ой, везде он побывал, кроме Крыма.
Ой, полмира исходил, ой, полсвета!
Ну как же Крым-то пропустил, как же это?
Не пойму, ну почему так все не просто,
если хочется ему очень остро -
от любви, тоски, долгов и погоста -
на желанный дорогой полуостров!..

КРЫМ 2
Ни на чью не посягну честь,
не точу ни на кого меч,
но одна мечта во мне есть,
распрекрасная из всех мечт.

День за днём она растёт вширь,
я ей раб, и я же ей царь.

ЛОЖНЫЙ ШАГ
На причале ни души. Чаплин Чарли, не смеши.
Не до шуток, сдай назад. Время суток - закат.

Морщусь вяло, пряник ем. Всё пропало насовсем.
Люди, где ж вы? Мёртвый штиль. Все надежды - в утиль.

Я раздавлен. Я зеро. Мир поставлен на ребро.

ЛОНДОН
Думал я, что Лондон сер как слон.
Думал, что печален он как стон.
А он светел, разноцветен он.
Идучи по мосту Вестминстер,
слышу нежный голос высших сфер:
вот, мол, мистер, мост Вестминстер, сэр.

Любить... не стоит труда.
Лермонтов

Любовь, как истина, темна и, как полынь,
Горька. И соль все солонее с каждым пудом.
Пора менять пейзаж. Нельзя же быть верблюдом
Весь век, ad finem, до последнего "аминь".

Любить... не стоит труда.
Лермонтов

Любовь, как истина, темна и, как полынь,
горька. И соль всё солонее с каждым пудом.
Пора менять пейзаж. Нельзя же быть верблюдом
весь век, ad finem, до последнего «аминь».

А в море плавают медузы, кораблик борется с волнами.
На край земли везет он грузы, чтоб на краю земли невзгод не знали.
Луной по океану серебряные прутья,
Не спится капитану,
А мы, мы люди сухопутья.

Уйти труднее, чем остаться, сломаться - легче, чем согнуться.
Забыть - труднее, чем остаться, а сгинуть - проще, чем вернуться.

Ах, я, точно тополь, рос и был неказист и прост,
клонился от бурь и гроз, в ветрах шелестел.
Порою желтел, линял, но снова листву менял,
и ливень, омыв меня, на кроне моей блестел.

И образы чистых дум сквозь мой многолистный шум
мне май напевал и цвёл, лаская мой крепкий ствол.
Шли годы, дожди лились... И я всё тянулся ввысь.

Никто из нас не знал надежнее лазейки
Из царства холодов в республику тепла:
Мы собирались все у маленькой хозяйки,
Она была всегда мила и весела.

И в долгий летний день, и в зимний день короткий -
Неведомо за что съедали нас дела;
Но вечером мы все у маленькой красотки

Столько разных людей утешала ты
Не смолкают людей голоса
О, Мария, смешны мои жалобы,
Но прекрасны твои небеса

Не умею добраться до истины,
Не умею творить чудеса
О, Мария, в огне мои пристани,

Меж этим пределом и тем,
плутая в изгибах пространства,
забыв обо всём, насовсем, -
я помнил о ней, и напрасно.

Мария! Весна прожита.
Умчались твои вороные.
Бессмертна была лишь мечта,

Am Em
Меж этим пределом и тем
Am Em
Блуждая в изгибах пространства,
Dm B
Забыв обо всем насовсем,
G Gm Dm
Я помнил о ней - и напрасно.

Между прочим, чтоб в Австралию попасть,
нужно прыгнуть без разбега дальше всех.
Вот я прыгнул, чуть в окно не улетел,
обомлели все в спортзале.

Физкультурник зафиксировал рекорд,
и меня он, то есть прямо в чем я был,
моментально срочно к завучу повел.

Я прошёлся по террасе, перебрал в кармане мелочь,
переставил настроенье из весны вовнутрь ума
И надеждами окрасил новизны проект несмелый,
словно глазу очищенье от усталости бельма.

И взялись меня морочить запах крови, дым и слякоть
чуть прозрачных тротуаров, словно голос мой былой
начинает кровоточить, порывается заплакать

|На бере|гу, |что |прян и цве|тист, |как |сад, I
|У голу|бого |края боль|шой |во|ды, I
В |той сторо|не, от|куда на|зад I
Ни|чьи не ве|дут |сле|ды, - II

бас: A G F# E (Em)

Радужный блеск висит в водяной пыли,

Мир состоит, как из частей, из пропастей.
Мир ненасытен, как Кащей, и ждет смертей.
Несет он тьмы очередей все под уклон,
И под ногами у людей трещит бетон.

Как оголенный автотрек, где, взяв разбег,
Автомобиль, как человек, ногами вверх, -
Не вышло сальто, он убит, блестящ и юн,

Мне нужен стресс. Такая полоса.
Мне нужен Бог - приелись полудурки.
Мне ангел нужен - вытереть глаза,
Мне нужен мальчик - выбросить окурки.
О, чертом посланный мне неуместный транс!
Приглушены за дверью голоса.
Я обещал себе курить раз в час -
А сам курю два раза в полчаса.

Мне обещали прощать и надеяться,
Если по случаю лучшее сбудется,
Если ветрами печали развеются,
Если сверхновая ночью почудится,
Мне обещали отсрочить долги мои
До бесконечности, до отощания -
И обещания вылились в мнимые

Мне обещали прощать и надеяться,
если по случаю лучшее сбудется,
если ветрами печали развеются,
если сверхновая ночью почудится.

Мне обещали отсрочить долги мои
до бесконечности, до отощания -
и обещания вылились в мнимые

Мне этот берег вечно мил,
Я перед ним в долгу,
Я повстречал свою мечту
На этом берегу,
Ла-ла-ла-ла ла-ла-ла-ла

Привет, сказал я, добрый день,
Останься навсегда,

По осенним годам тяжела тишина,
Словно кто-то вот-вот постучится.
И пускай уж зима, если будет весна.
А не дай Бог, весны не случится!

И уже не спасают ни дом, ни очаг,
Не влекут корабли и вагоны.
И то справа, то слева на штатских плечах

О Боже, благодарствуй! Я в царствии Твоём
своё построил царство и ныне правлю в нём.
Хрупка моя обитель, заботы круглый год.
Я сам себе правитель. Я сам себе народ.

Согласно вечных правил - почёт со всех сторон.
Я сам себя поздравил, когда взошёл на трон.
Я все награды роздал, я все чины раздал.

- Ах, король, ты вождь вождей,
и монархия твоя несокрушима!
Доблесть гвардии твоей
по заслугам не уступит славе Рима.
Всадники гарцуют в лад,
корабли у берегов ведут ученье.
И гордится населенье,
в воскресенье наблюдая сей парад!

Что, что, что, что еще такое там белеет? Боже мой!
Фрегат испанский трехмачтовый... все по тексту, вот те на.
Однако жаль, судовладелец, ибо если ты за мной,
То на взаимность не рассчитывай - Прошли те времена.

Давай друг друга по плечам не бить и вздора не молоть.
Хоть салютуй из всех орудий, хоть лавируй, хоть табань,
Хоть в адмиралы запиши меня вне очереди, хоть

* * *
Отчего в России мало авторских талантов?
Карамзин
1

Мой несчастный друг, господин Н.Н.,
не попасть тебе на скрижаль.
Пролетит твой век, и забвенья тлен

Молился я, бредя по стерне пустынной,
я к собственному мужеству шёл с повинной,
я нёс, взвалив на плечи, грехов палитру,
и больше ничего, и шептал молитву,
о том, о чём бы каждый молиться смог.

О гордости ума, доброте сердечной,
о радости пусть ложной, но только вечной,

МОСКВА - СУХУМИ
Москва - Сухуми. За полцены билет.
Я еду к морю. Мне девятнадцать лет.
А за окном мелькает жизнь моя.
Но молод я. И не смотрю ей вслед.

Земля уставлена помпезными колоссами.
Гербы красуются едва ли не на всех воротах.

Мужайся

Пока не грянул горн и залп не прозвучал,
пока ни лавр, ни тёрн чела не увенчал -
мужайся! Ведь даже кровь твоя на эшафоте
о смерти лишний раз напомнит палачам.

Далёк небесный суд, Господь тебя храни!

Мчись над волной, смелый,
Парусник мой белый.
Над головой шалой
Светится Марс алый.

Лево руля, Ларсон!
Может быть, я с Марса.
Может быть, я пришлый

* * *

Мчись над волной, смелый,
Парусник мой белый.
Над головой шалой
Светится Марс алый.

Лево руля, Ларсон!

Что отнято судьбой, а что подарено, -
В конце концов не все ли мне равно?
Так странно все, что было бы, сударыня,
Печально, если б не было смешно.

И я не тот, ничуть не лучше всякого,
И вы не та, есть краше в десять раз.
Мы только одиноки одинаково,

Без цели, без дорог, сквозь сумерки Земли
ведёт нас скорбный Бог, весь бледный от любви.
Наш путь лежит во мгле и тянется в туман.
Он вьётся по холмам, петляет тут и там...

А между тем - на всей Земле, на всей Земле
не хватит места нам.

Далёк небесный суд. Но близок суд земной.
Он свой пристрастный кнут заносит надо мной.
Грустны мои дела. Но что я изменю?
Уже повисла мгла над зимней авеню.
И зыбкий дымный смог течёт по небесам,
как липкий дынный сок по выцветшим усам.
И бьётся о причал морозная вода,
и бьётся в ней печаль, как в слове «никогда».

Dm E7 A7 Dm
Давным-давно, мой бедный брат, оставил ты дела.
D7 Gm A7 Dm
Слепой недуг душой твоей владеет безраздельно.
Gm A7 D7 Gm
С тех пор, как чей-то чудный взор смутил тебя смертельно,
Gm6 Dm E A7 Dm
Кумира славят день и ночь твои колокола.

Навещая знакомый берег,
Отрешенно гляжу на взморье,
Возвращаясь на пепелище,
Осязаю рубеж времен.
Ни о прошлом, ни о грядущем
Не рассказывает безмолвие -
Черепки отгремевших пиршеств,
Парафиновый Парфенон...

Dm Dm11 Dm Dm9 Dm Dm11 Dm

Dm9 Dm Dm11
Навещая знакомый берег,
Dm Gm7/4e
отрешённо гляжу на взморье,
Gm6/4e A7/5+
возвращаясь на пепелище,

Надеюсь, близорукость моя была отчасти полезна -
просеянные соблазны реже захлёстывали, дразня.
Но чувствую, что с накипью заодно отсеялась и бездна,
в которую не вгляделся я - глаза пожалел, а зря.

Не стоило их жалеть - на то и глаза, поплачут, помокнут
и в самой пустой обыденности метафору уследят.
Хотя, коль скоро снова дойдёт до слёз, метафоры не помогут.

EAST COAST

Налево, на восток (на «ост», а не на «вест»)
в моторном шарабане на колёсах безотказных.
Не требуя отнюдь от местности окрест
моментов ни чудесных, ни чудных, а лишь бы разных.

Нахально перейдя (на «ты», а не на «вы»)

НАПОСЛЕДОК

Напоследок - георгин продеть в пиджак (для колорита),
хладнокровно убедиться, всё ли взял,
расплатиться. С персоналом попрощаться деловито.
Спину выгнуть, как виконт какой-нибудь. И на вокзал.

Ни трагедий, ни проклятий переменчивому счастью.

Не забывал бы ты зимы, не раздавал кругом взаймы,
не толковал бы нараспев складно.
Ты накопить бы денег мог, чтобы купить второй замок
и замыкался бы, как мы — на два.

Мало ли что.

Ни нараспев, ни наотрез, ни полуслова, как исчез,

Не надо было думать, что само растает наважденье к лету,
что призрак этот канет в лету сам без помощи властей.
Вот если бы, едва пришёл он к нам, его мы посадили в клетку,
тогда бы ни скандала, ни страстей.

А нынче впору в область почту слать, явился, мол, пришелец нервный,
которому не то что "Руки вверх!", но скажешь только "Эй!",
и он уже шумит, как море, а море миру недруг верный,

Не сосчитать ступеней всех,
Не разобрать рисунков лиц
На лестнице, ведущей вверх,
На лестнице, ведущей вниз.
Нет указателей и вех,
Тебя толкают и влекут
Спешащие как будто вверх,
Стоящие все время тут.

Какой кошмар: жить с самого начала зря,
быть более ничем как тлей,
хотя и гуманистом с виду этаким, судя по очкам;

весь век вертясь вокруг своей оси, не знать
ни азимута, ни аза,
и, даже угадав орбиту, двигаться все же поперек;

Скажу себе, не возводи к Эдему и Адаму,
не подступай издалека, не заходи окольно.
В проводники возьми напев, махнув оркестру в яму,
чтоб оглушал не наповал, но бередил пребольно.
И начинай по существу: влюбился мальчик в даму.
но до него ей дела нет, она живет привольно.

Он новичок, не знает нот, он натворит ошибок,

Ах, почему, господа, не родился я тогда
В те года, в те когда на земле в пещерный век
Процветал и гулял первобытный человек

Там был бы я как герой о друзья,
Жил в пещере под скалой схоронясь от зверья
И была бы там со мной под звездой золотой
Неандерталочка моя

Нет, любезный родич, нам не тошно —
подати не сверх того, что должно
платим, в церковь ходим, хороводы
водим, что найдём — кладём в комоды.

Винная торговля зря боялась —
всюду новоселье и застолье,
челядь заняла господский ярус,

4/4 Dm B Dm Gm Dm Gm6 A7
Ни на чью не посягну честь, не точу ни на кого меч,
Cm G#Cm D7 Gm A7 Dm
Но одна мечта во мне есть, распрекрасная из всех мечт.
D7 Gm D# Gm A7 Dm B F
День за днем она растет вширь, я ей раб и я же ей царь -
D7 Gm A7 B D7 Gm A7 Dm
Это с виду только я хмырь, нагоняю на людей хмарь.

***

Ничему не поверю, ничем не прельщусь,
кроме этого звонкого чуда.
Эта музыка дымом летит к облакам,
перелётных лишая обзора.
Эти звуки победно парят в вышине
и бравурно слетают оттуда,

Ничему не поверю, ничем не прельщусь,
кроме этого звонкого чуда.
Эта музыка дымом летит к облакам,
перелётных лишая обзора.
Эти звуки победно парят в вышине
и бравурно слетают оттуда,
по пути поглощая небесную ткань
и рождая моря и озёра.

О чем молчишь ты снова?
О чем грустишь ты, душенька?
Скажи мне хоть пол слова,
А я послушаю послушненько.

Ведь есть слова такие разные,
Ужасные, прекрасные,
Великие, безликие,

Вот начинается музыка, намечается схема.
Осыпается елка и роза увядшая облетает.
Из лепестков и хвои складывается поэма.
Шар замедляет движение. Рассветает.
Зыблется наше время. Путаются цитаты,
Очертания расплывчаты, авторы анонимны.
Словно недопроявлены, смутно сняты
Наши невнятные праздники, длинные именины.

На бок бы теперь и наповал. Но нет. Никак нельзя.
Рокот в перепонках начеку: не сметь, не спать, моргать.
Отдых - привилегия глухих. А ты не спи.
Ты слушай длинные гудки. Покуда кратких не черёд.

Томная соседка по купе. Но нет. Никак нельзя.
Тысяча резонов не велят. Согнись, уткнись в окно.
Важное в потёмках что-нибудь увидишь там.

О том и речь, что мгла и тишина речам не помеха.
Простор открыт, и можно толковать о нём бескорыстно.
Но паче слов, ясней, чем голоса, слышны в эту пору
крыла богинь, резцы нетопырей, шаги пехотинцев...

Театры спят, молчит кинематограф, ночь беспредельна.
Мерцает Марс, и время, замерев, стоит изваяньем.
Такой порой, когда малейший миг и звук дивно долги, -

О ты, не знающий сна,
трибун, политик, борец!
Ты возмутитель сердец,
твоя задача сложна:

ты веришь в царство труда,
в убийство ради добра;
ты в это верил вчера -

Я подарил тебе прескверную страну, о мой герой!
Она - как контурная карта, а по ней - горизонталь
Наискосок... Другой державы не имел я под рукой.
Здесь нет дорог, и потому - побег немыслим. Очень жаль,
Но это так. Черты ландшафта, словно псы, куда ни правь,
Одни и те же, что навстречу, что вослед...
И пренебречь не уповай: забвенья нет.

Однажды думал - думал и придумал я куплет
О том, что, не смотря на окружающую тьму,
Стремимся тем не менее мы вырваться на свет,
И даже зрим его, и даже движемся к нему!

Придумал - и почувствовал, что стали мне милей
И воды Днепрогэса, и Турксиба саксаул,
И девушка с серпом, и парень с молотом при ней,

Однажды думал-думал и придумал я куплет -
о том, что несмотря на окружающую тьму,
стремимся тем не менее мы вырваться на свет,
и даже зрим его, и даже движемся к нему!

Придумал - и почувствовал, что стали мне милей
и воды Днепрогэса, и Турксиба саксаул,
и девушка с серпом, и парень с молотом при ней,

Ой, да что ж это такое неумелое житьё!
Это горе вековое не твоё и не моё,
это наше и не наше - эта кража, этот срам.
Ты - невыпитая чаша, то ли яд, то ли бальзам.

Этим горестным союзом сбит порядок, смят уклад.
То ли мы мешаем узам, то ли узы нам вредят.
То ли муж - дурак, сановник - всё же понял, что и как,

Ой, да что ж это такое
Неумелое житье!
Это горе вековое
Не твое и не мое,
Это наше и не наше -
Эта кража, этот срам.
Ты - невыпитая чаша,
То ли яд, то ли бальзам.

Ой, не троньте, отойдите, я болею,
я страдаю, я не знаю, я ищу.
Ой, желаю прокричать, но не умею,
а умею промолчать, но не хочу.

Ой, другому, чай, попроще да полегче:
угадал, зарифмовал и все дела.
Мне ж подайте, что пожёстче да похлеще,

Если я чешу в затылке - не беда!
В голове моей опилки, да-да-да!
(Винни-Пух)

Gm D7 Gm

Gm G Cm
Ведь вот как жизнь у нас идет, ведь вот как!

Опомнись, вития, прерви свой возвышенный труд,
что так неугоден лжецу и глупцу ненавистен.
Читая по звездам, ты тянешься к истине истин
Но есть ли она? И зачем она там, а не тут?
Одумайся, храбрый астролог! Не все тебе ввысь
Глазеть, утомляя зрачки чернотою эфира.
Не все ж тебе сердцем прослушивать трещины мира
И разумом следовать вечности. Остановись.

Опять торговец бумажным счастьем
свой короб носит по дворам и ручку крутит.
На всём приморье туман с ненастьем,
а он о радугах поёт - должно быть, шутит.
Кромешный смог надолго лёг,
в порту заторы.
А счастье - что ж, всё только ложь,
где света ждёшь - всё шторы.

Сын мой!
Никаких островов нет.
Успокойся, не трать сил.
Это все моряки лгут.
С моряков невелик спрос.

Верь мне:
ни один из моих слуг

Не ниже, не строже
сегодняшний холод свистел, чем вчера.
И завтра - всё то же.
Кортежи, вельможи. Глазурь, мишура.

Брось, холод, стараться.
Подул и подумал, что всех напугал.
Чего мне бояться?

От этих зимних зорь над миром синь такая,
что позабыта хворь и дребедень мирская.
А над землей стоят крещенские морозы.
Такой страшенный хлад, аж застывают слёзы.

У всех людей дома, коттеджи, дачи, виллы,
а для меня тюрьма - и крыша, и могила.
Мне отблеск дальних звёзд через решётку светит.

ОТРЫВОК ИЗ ЗАБЫТОГО МАРША

Когда бы песни сочинять,
позора не стыдясь и вздора,
когда бы мысли зачехлять
в брезент привычного мажора,
звенел бы триумфальный хор,
и был бы голос не прокурен -

Очнулся утром весь в слезах.
Лицо помыл. Таблетку съел...
Преобразился. Вышел вон.
Таксомотором пренебрег.
Не потому, что денег мало.
Вообще нипочему.
Полез в метро. Там очень мрамор грандиозный. Интерьер
такой серьезный. К месту службы, в учрежденье, прискакал.

Очнулся утром весь в слезах. Лицо помыл. Таблетку съел.
Преобразился. Вышел вон. Таксомотором пренебрёг.
Не потому, что денег мало. Вообще нипочему.
Полез в метро. Там очень мрамор грандиозный. Интерьер
такой серьёзный. К месту службы, в учрежденье, прискакал.
Полдня работал. Притворялся молодым. Потом вспылил.
Назвал директоршу селёдкой. Был уволен навсегда.
В дверях споткнулся, рухнул наземь. Выжил, выздоровел. Встал,

Первым номером будешь, скорей всего, ты. То есть некогда звонкий
кутила, разбойник и друг дорогой. А теперь - незнакомец брадатый.
Ты зачем-то мне нужен - как часть панорамы, пятно, силуэт,
без фамилии, в профиль - ты всё же мне важен не меньше, чем номер второй.

Номером вторым побудет дама средних лет. Не из разряда примадонн.
В прошлом аспирантка, полубарышня из этих, знаешь, коих легион.
Кои вразумительно целуются и плачут, но почти не говорят.

Странно, но с первых шагов нетвердых
я, мне казалось, был не один
в городе, главном от сотворенья,
славном не меньше тех же Афин.
Будто из княжеств живых и мертвых
без приглашенья вместе со мной
в город пришли и мои виденья,
именно в этот, а не в иной.

ФИАЛКОВЫЙ БУКЕТ
Я очень ясно вижу. Я чувствую нутром,
как с нею по Парижу мы запросто рванём.
А также мне сдаётся, что, глядючи на нас,
от зависти загнётся весь ихний Монпарнас.

Хоть справа глянь, хоть слева - один сплошной плезир.
Она чиста, как Ева, прохладна, как пломбир,

В походных своих забавах,
Dm Am E7 Am-E7
Среди свободы и диких пчел,
Am Dm Am
Охотник, в густых дубравах
Dm Am E7 A7
Провел ты годы и вот пришел.
G C

Ам H7
I.Вот так пропел небесный шансонье,
E7 Am
Вот так решили каверзные боги :
Ам H7
Три брата было нас в одной семье,
E7 Am
И каждый шел по собственной дороге.

Итак, друзья, какие будут мнения?
Пришла пора решать без промедления.
Сегодня же я должен наши выводы
Представить королю для общей выгоды.

А он в делах военной безопасности
Всегда вникает в мелочи и частности.
Поэтому держитесь беспристрастности,

Ой, чистое окно! За окном - воля.
Дом - не дом, а сказка, и чего тут только нет!
Даже добрый дух есть. Зовут - Коля.
А хоть бы и Дима звали, не о нем сюжет.

Сюжет о том, как - молодой, непослушный -
Парит вверху над домом кораблик воздушный.
Не то инопланетный, не то обман зренья -

Пренебреги приятностью обряда,
Не объявляй помолвки с иноверцем:
Кто воспылал любовью неземною,
Тот редко прав, а счастлив еще реже.
Стань холодна, тебе к лицу прохлада.
Коль выбирать меж разумом и сердцем,
Пренебреги последним - то есть мною.
Не отвечай безумцу - то есть мне же.

ПЕСНЯ О РОДИНЕ

У меня претензий нет, амбиций ноль, эмоций тоже.
Я в иное время мог бы не вернуться с Халхин-Гола,
А теперь живу дай Боже,
Что мне чья-либо буза вокруг престола.

У меня диплом чего-то там насчет кран-балок.

ПЕСНЯ О ТРОЙКЕ

Резвы кони быстроноги,
ночь длинна, кругла Земля.
Вот кончаются дороги,
начинаются поля.

Ни кладбища, ни постройки

Am H7
Вот так пропел небесный шансонье,
E Am
Вот так решили каверзные боги:
Am H7
Три брата было нас в одной семье,
E Am
И каждый шел по собственной дороге.

ПЕСНЯ РЫБАКОВ ФЛОРИДЫ
По нам - хоть реки вспять, на всё нам начихать,
на вечный дух и на бренную плоть.
Флорида нам не мать и даже не мачеха,
земля - не дом, президент - не Господь.

Разверзлись хляби в небе, и дождь чередит,
а ветер снасти перепутал нам опять.

Державный кесарь мечет и рвёт, зовёт незнамо куда.
О, как трепещет его народ... Но нам-то что за беда!
В тепле, вдали от свинцовых вьюг, чужая боль не слышна.
А если что - погляди вокруг, вокруг такая весна!
И как бы ни были льды тверды, куда бы там всё ни шло,
весна приходит и гонит льды, а всё остальное - ничто.

Да, холод был, но вот теперь - наступила оттепель.

Пешком с востока стремясь на юг,
смотрю на то, как везде вокруг
пылает ясный пожар зари,
такой прекрасный, что хоть умри.

Шагаю лесом. Вдыхаю мёд.
А сверху бесом пернатый сброд
рулады мечет, ведёт хорал:

Как-то раз на собранье партейном
вдруг внезапно запахло портвейном,
самым гнусным дешёвым портвейном
засмердило вовсю, хоть беги!
Вы подумайте, в плане идейном, -
ведь не где-то в шалмане питейном,
а в литейном, в собранье партейном!
Просто ужас, что скажут враги!

Под знаменем Фортуны, до боли, до дрожи,
Настраивал я струны, прости меня, Боже!
И пел в восторге диком о счастье великом.
А счастье было сладко, но редко и кратко.

Отцвел мой дальний берег давно и напрасно.
Звезда моих Америк взошла и погасла.
Поднявшись из долины почти до вершины,

Покуда ничего на свете не случилось
И первая строка едва сочинена,
Пером руководят ученость и учтивость,
Но зыблются во тьме миры и времена.
Уже изобретен эпиграф из латыни,
Рожденье новых звезд готовится окрест,
И вскачь летит герой навстречу героине,
И все бы хорошо... Sed vita brevis est.

Скандал, однако! Вновь позавчера две тонны мака
задержаны при въезде в Парагвай.
Как жить теперь? Что чувствовать теперь? Скандал, однако!
Вези долой меня, седьмой трамвай!
Прогнило что-то - нечем крыть, пропало - негде взять.
Влево ехать - рану мыть. Вправо ехать - яму рыть.
Прямо ехать - пьяну быть. Значит, едем вспять.

* * *
Поправьте пюпитры, закончен антракт.
Десятая цифра, двенадцатый такт.
Кивнёмте друг другу, начнемте скорей.
И чашу по кругу - так будет верней.

Налейте солисту за верхнее "соль".
Налейте альтисту за каждый бемоль.

Поправьте пюпитры, закончен антракт...

Михаил Щербаков

D Em A7 D
Поправьте пюпитры, закончен антракт.
(A7)D Em A7 D
Десятая цифра, двенадцатый такт.

Не усердствуй, на этих трехстах стелажах - в основном
криптограммы, лишь кое-когда - логарифм, палиндром...
Но интимных посланий ты здесь не найдешь ни строки.
Шлют в избытке, да мне сохранять не с руки.
Этой ширмы не трогай, за ней пусть не гибель, но риск:
там ютится - отнюдь не наложница, нет - василиск.
Он не кормлен, но если бесшумно его миновать,
не проснется. Полицию можешь не звать.

После холодности безбрежной,
безнадежной, из года в год,
после медленной этой казни,
затяжной, как болезнь, как песнь,
ты, Бог весть для какой причуды,
глаз и рук своих ад и мёд
вдруг распахиваешь навстречу
мне, забывшему, кто я есмь.

ПОШЛЫЙ РОМАНС
Наклоняясь к изголовью,
обратись ко мне лицом,
обменяемся любовью,
перекинемся словцом.

Счастья маленький обрывок
улетит, как пять минут.

Предположим, герой - молодой человек, холостой кавалер, E7 А
должен ехать в провинцию, дней этак на десять, делать дела.
Расставаясь с избранницей, он орошает слезой интерьер A7 Dm
и, пожалуй, не врет, говоря, что разлука ему тяжела. Dm6 Fm6 G7
Заклинает богами земли и морей Cm
без него не подмигивать здесь никому, Ab
в сотый раз, напоследок, уже у дверей, Eb
умоляет писать ему, что бы там ни было, в день по письму, Gdim В

Привёл себя в упадок, привёл себя всего. Dm B
Стал болен, зелен, гадок - не то, что до того. Dm B
Размах, кураж и бодрость утратил наотрез. Gm
Привёл себя в негодность, низвёл себя с небес. B
Размяк, померк от пятен, в пепел себя поверг. Dm B
Стал неблагоприятен с пятницы по четверг. Dm B
Стал сам себе не важен, сам от себя устал. Gm G
Отшелестел плюмажем, орденом отблистал. B

* * *
Отчего в России мало авторских талантов?
Карамзин
2

Призвав решительность и строгость,
язык бахвальству отрубив,
я признаю свою убогость

Быстров 2 - Примечание экспертов

В апреле, да, но был этот весь сыр-бор не первого, а второго.
И прямо сидел кассир и глядел в упор, но он не узнал Быстрова.
Узнаешь тут, когда в потолок палят, пугают огнём и дымом,
и в пятнах на злоумышленнике бушлат, и шапка-ушанка дыбом.

С пальбой Быстров, положим, пересолил, но взял-таки куш, затейник.

Пропахли ковбойки
Мечтами дорог.
На радужной стойке
Мартини и грог.
А нам алкоголем
Нутро не блажить:
Лихие ковбои,
Мы бросили, бросили пить.

Просыпаюсь, и гложет стыд - до чего довело вино:
всё, что может болеть, - болит. Остальное - бесчувственнО.
И к тому же весь дом - вверх дном, и не только весь дом - вся жизнь.
А когда уж кругом разгром, хоть под поезд беги - ложись.
Постоянно, чуть где чего, скажем грамота или деньга,
как другим, так всегда "ого", ну а мне - так всегда "ага".
И со вздохом ещё таким усмехаются сквозь очки.
Даже если скажу "Ап-чхи" - "Будь здоров!" говорят другим.

Em
Не умирай в камышах на подвижном песке, развернувшись лицом

к заозерной норвежской деревне, откуда слышны
D7
набирающий силу Борей да гудение ветхих
Am
мельниц...

ПРОЩАЛЬНАЯ

Вчера и сегодня, и завтра, и после, почти незаметно,
Всегда неизменно, почти не начавшись, кончаются сроки.
Суда уплывают, почти не дождавшись попутного ветра.
В далёкие дали они уплывают, почти не разведав счастливой дороги.
Они исчезают, становятся сказкой, становятся пылью.
Но долгое время мне видятся в дымке их белые крылья.

Вы нам простите, если что,
мы ж, если что, простим вам тоже.
Какие могут быть упрёки,
коль так ничтожна их цена!
Мы пожелали вам добра,
вы пожелали нам того же,
и мы шагаем по дороге,
и не кончается она.

Вчера и сегодня, и завтра, и после, почти незаметно,
Всегда неизменно, почти не начавшись, кончаются сроки.
Суда уплывают, почти не дождавшись попутного ветра.
В далёкие дали они уплывают, почти не разведав счастливой дороги.
Они исчезают, становятся сказкой, становятся былью,
Но долгое время мне видятся в дымке их белые крылья.

Вчера и сегодня, и завтра, и после, покуда живётся,

Кончался август, был туман, неслась Галактика.
По речке плыл катамаран, кончалась практика.
А мы навстречу по реке шли на кораблике
и рассуждали о грехе и о гидравлике.
Сердечный гам, словесный хлам, ни слова в простоте.
С катамарана люди нам кричали: «Здравствуйте!»
Дай Бог вам счастья или чуда за скитания!
Но вы туда, а мы оттуда. До свидания.

Прощальный марш

Тогда и там, когда и где назначишь,
о небо, ты живыми нас опять, -
неужто петь велишь, а ноты спрячешь
меж тех же звёзд, которых не объять?

Начав с нуля в оптические стёкла

Меж вод и плит, чей двадцать лет назад
пленил тебя разлёт победный,
сегодня твой не в счёт холодный взгляд:
ему что Летний сад, что Всадник Медный.
Здесь был ты юн и страстию сражён,
её восторг любому ведом.
Но тот счастлив, за кем она с ножом
не век потом крадётся следом.

Когда надежды поют, как трубы,
их зов дурманит, как сладкий дым.
Они предельны, они сугубы,
и так несложно поверить им.
И вот – дорога, и вот – стоянка,
вокзал и площадь – в цветах, в цветах.
Восток дымится. Прощай, славянка!
Трубач смеётся, шинель в крестах.

ПУСКАЙ
Ты возьми, геометр, из казны из моей сколько нужно,
инвентарь собери, хоть купцом притворись, хоть пиратом,
и ступай, как велю, сквозь кордон. Почему? Потому что
ты всего геометр, ну а я как-никак император.

И пускай на земле на моей артишок не родится,
и пускай от межи до межи - всё ромашки да тундра,

Пустые бочки вином наполню,
расправлю вширь паруса-холсты.
Прости-прощай, ничего не помню,
рассвет настал, небеса чисты.
Начну с рассвета, пойду к закату.
Там, на закате, уже весна.
Покуда плыть хорошо фрегату,
пирату жить хорошо весьма.

Пустые бочки вином наполню,
Расправлю вширь паруса-холсты.
Прости-прощай, ничего не помню,
Рассвет настал, небеса чисты.

Начну с рассвета, пойду к закату.
Там, на закате уже весна.
Покуда плыть хорошо фрегату,

ПЬЕСА

...снова она и он. Серый как мир сюжет.
Можно не продолжать. Киев, январь, любовь.
Свадебный марш, цветы. Утренний сладкий лепет.
Верю, ты будешь долгим, счастье моё!

Потом он уехал. Куда-то считать вулканы.

Михаил Щербаков - Разговор с полковником.

Am Am/G Am/F# *
Здравствуйте, полковник. Вы точны, как бес.
Am Am/G Am/F# *
Вижу, мало спали и черны, как лес.
A Dm Am
Что ж, располагайтесь без чинов, прошу вас.

Я снова к Вам пришел,
Чтоб Ваш услышать плач,
И снял зеленый плащ,
И сел за круглый стол,
И беды превозмог,
Тосклив и отречен,
И начал ни о чем
Печальный монолог.

РЕЦЕНЗИЯ

Ещё я утром веки еле разнял, уже звонок: лети-выручай!
У них премьера, им позарез экспертный отклик, не подкачай.
Достойно встреть новейшую драму. И — чем положено — увенчай.

Легко сказать, а мне-то в пятницу крюк — куда-то в пригород, в ковыли:
премьеру сдвинули вглубь и в глушь (как в той же «Чайке», видите ли),

AD LEUCONOEN

Не кричи, глашатай, не труби сбора.
Погоди, недолго терпеть.
Нет, ещё не завтра, но уже скоро -
Риму предстоит умереть.
Радуйся, торговец, закупай мыло,
мыло скоро будет в цене.

РИСУНОК
(детская песенка)

На холсте рисунок, сделанный углём:
за рекой поляна, на поляне дом,
в доме окна настежь, над рекой закат,
на столе приёмник, а в нём музыка.

Род людской иным не стал, не убеждайте, не поверю.
Взять хоть тех троих, что вон высоковольтный тянут кабель.
Первый ликом Авель вылитый, другой подобен зверю,
третий даже негр, - и каждый разложим на сотни мелких капель.

Эй, кому так тесно в траншее, вот ты!
мне про тебя всё известно. Ты состоишь из воды.

Порою давней, хмельной да резвой,
твои считал я имена, но бросил счёт.
Звалась ты Мартой, звалась Терезой...
Не знаю, кто и как теперь тебя зовёт.

Всегда внезапно, всегда поспешно
встречались мы, где только случай выпадал.

Русалка, цыганка, цикада, она понимать рождена
густой разнобой вертограда, громоздкий полёт табуна.
В канкане вакхической свадьбы, полночных безумств посреди,
она жениха целовать бы могла. Но не станет, не жди.

А станет, вдали от сатиров, менад и силенов ручных,
столичных смущать ювелиров, тиранить портных и портних.
Укрывшись во мрак чернобурки, в атлас, в золотое шитьё,

С тенью свыкся, гляжу не далее полушага,
Книга -- только бумага, зеркало -- лишь стекло. В нём близнец и покорный слушатель-бедолага
Весь погас, не маячит, значит, к тому и шло.

Он вчера уже заскучал, расхотел обедать,
Стал напеву не рад потешному моему,
А теперь убежал наружу --
сравнить, разведать,

СВЕРЧКИ-КУЗНЕЧИКИ
То ли дело прежде! Крым, Кавказ...
Что ни похвали - твоё тотчас.
Чином рядовой, лицом министр.
Беден, да не жаден, глуп, да быстр...
Нынче ж и умён, да звон другой.
Сколько ни склоняйся над струной,
может, и сведётся гамма к «до»,

Юго-Восток - ненастная страна.
Сезон дождей здесь тянется полгода.
И день за днем с восхода до восхода,
Лишь непогода царствует одна.
Вот и теперь - медлительный поток
Сошел с небес, томительно нахлынул,
Все изменил, все сдвинул, опрокинул
И поглотил страну Юго-Восток.

Слава тебе, Господи! Хорошая погода.
Полная свобода: Хочешь - трезвость, хочешь - хмель,
Важна метода, а не цель.

Можешь превзойти прилежно все науки мира.
Много знать не вредно, но зачем из кожи лезть?
Прочти Шекспира, там все есть.

В календари не занесён, не изловим арканом,
наверняка слабоголос, исключено, что груб,
по вековой лесостепи, по молодым барханам,
точно в бреду гробовщика, двигаюсь я, как труп.

Солончаки, известняки, торсы в броне и в перьях,
Аничков мост, Трокадеро, улица Жабр и Фибр —
спутались так, что иногда, в американский берег

СЕРЕНАДА

H7 Em Hm Em F# Hm Em F# Hm
Горный озон прохладной тучей Hm A
гонит с закатом жар дневной. Am Hm
Вот ведь какой досадный случай. Hm A
Прямо не знаю, что со мной. Am Hm
Либо Всевышний даст мне силу H/A Em/G Gdim Hm

Сквозь сон насчитал я двенадцать ударов.
Пробили часы. Разумеется, полночь.
Остыл мой камин, и погасла сигара.
А где-то в ночи прокричали: "На помощь!".

Я в кресле, укутавшись клетчатым пледом,
Дремлю неизменно, курю, улыбаясь.
Звонит телефон, я судачу с соседом.

СКРИПАЧ И КОНКА

Когда не долг бы владеть собою,
я выл как волк бы. Но я не вою.
Собой владею. Даже не лаю.
Хоть и умею, да не желаю.

Допустим, осень. Век девятнадцатый кончается, кряхтя.

E Am E
Слава тебе Господи, хорошая погода!
Am Em
Полная свобода, хочешь - трезвость, хочешь - хмель.
Am Em H7 Em
Важна метода, а не цель.
G Cm G
Можешь превзойти прилежно все науки мира,

Сначала я, натурально, жил без всякого разуменья.
Затем подрос, но, будучи слеп, рассчитывал на чутье.
Потом однажды раздался звон, послышалось дуновенье
И вдруг открылись мои глаза. И я увидел ее.

Желанье чуда светилось в ней прожилкою голубою,
Но я еще не умел ни дать, ни вымолвить ничего...
Она была - то кристалл, то газ; а я представлял собою

Спроси меня, зачем казнили гения,
за что пророк по шее получил?
Зачем прогресс дорос до изумления,
но ничему людей не научил?
Зачем они лишились долголетия,
не сберегли ни воли, ни чутья?
Пускай за них нисколько не в ответе я,
спроси меня, тебе отвечу я.

Для тех несчастных, кто словом первым
И первым взглядом твоим сражен,
Ты есть, была и будешь перлом,
Женой нежнейшей из нежных жен.

В округе всяк, не щадя усилий,
Трубит - как дивны твои черты...
Но я - то знаю, что меж рептилий

Ах, не имейте сто рублей, а сто друзей имейте,
и, может быть, зачтётся вам когда-нибудь потом.
Пока же, как сумеете, себе уразумейте,
что тут не в поговорке суть, а кое в чём другом.
Друзья теперь дешёвые, а деньги вздорожали,
и любит счёт копеечка, и любит счёт пятак.
Рубли у нас на улицах валяться перестали,
зато друзья, наоборот, лежат, да ещё как!

РОМАНС 2

Что отнято судьбой, а что подарено, -
в конце концов, не всё ли мне равно?
Так странно всё - что было бы, сударыня,
печально, если б не было смешно...
И я - не тот: ничуть не лучше всякого,
и вы - не та: есть краше в десять раз.

Em
Есть дамы,
Am Em
Которые славятся чутким скелетом
Am Em
И каждою костью вибрируют страстно
F Em G F# F
(особенно будучи навеселе),

Счастлив, несчастлив, то в ярость впадает игрок, то скорбит.
То он успехом встревожен, то крахом убит или ранен,
словно фортуна не то же подарит ему, что возьмёт,
словно доходу бывает не равен расход.

Случай не чудо, не крылья со взлётом, а так - только шум.
Нет же, давай нам, как детям, украдкой изюм из пирожных.
Разве не самым он зорким учётом учтён в небесах,

Все равно не по себе
Михаил Щербаков

Cm B7 Cm Ab7 Cm
Такие ясные глаза нас от печали и сомнений ограждают,
B7 Cm Ab7 Cm Ab
Такие честные слова нам говорят, что не поверить мудрено,
C7 Fm Cm Dь

Есть на планете город Питер. Он поделён на острова.
Будь в алфавите больше литер, я бы сложил из них слова.
Склеил бы опус я и даже целый бы эпос развернул.
Благо недавно в Эрмитаже я вдохновенье почерпнул.

Вздумалось вдруг в ненастье мне зайти в Эрмитаж.
Взял и зашёл. А на стене висит персонаж,
мало заметный глазу ярких между личин.

ТЕМА ПОКОЯ
Как ни горды мы, как ни ранимы,
неисчислимы жизни дары.
Вот отступает тема равнины,
и возникает тема горы.
И, обнажая швы и пробелы,
как субмарина из глубины,
вдруг выплывает тема победы

ТИР "БАЯРД"
Хорошо было Жан-Поль Сартру: экзистанс изо всех фрамуг.
Чуть предлог - на засов мансарду, и твори без помех про мух.
А попробуй-ка без засовов под густой коммунальный лай,
за ночь вымокнув и засохнув, четверть текста наутро сдай.

Вынь-положь в обозренье очерк о всемирных войсках ООН.
Вновь не взялся никто из прочих, а ты взялся - душа с них вон.

Eb Ab
То ли мука, то ли скука,
Eb Ab
Одиночество наука...
Eb G7
А тоска - такая штука,
Cm G
Не укрыться от нее.

В первый раз я прочитала это стихотворение давным-давно и сразу про него забыла. Во второй раз я послушала его уже в качестве песни и поняла, что точнее выразить процесс писания чего-либо невозможно. С тех пор каждый раз, когда я пишу что-нибудь мне хочется вместо эпилога запихать весь текст этой песни...

***

То, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит,
ибо вот то, что я высказать хотел бы, оно таково,
что, когда его вся же высказать пытаешься, оно бежит,
а когда не пытаешься, ввек не избавишься от него.

То, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит,
ибо вот то, что я высказать хотел бы, оно таково,
что, когда его всё же высказать пытаешься, оно бежит,
а когда не пытаешься, ввек не избавишься от него.

Кое-кому в этом видятся контуры некоего совершенства.

Мне же мерещится нечто нелепое: новый наряд короля;

ТОЛПА - ХУДОЖНИКУ
Ты - художник, мы - толпа, ты умён, толпа глупа.
Крепкий ум тебе подмогой, нам подмогой крепость лба.
Мы бездарны, ты - талант, мы пигмеи, ты - гигант,
мы подвластны, ты свободен, и бездомен, и богат.

Твой удел - вершины гор, звёздный свет, хмельной простор.
Наш удел - земная скука, грязь и смута, мрак и вздор.

Gm A7 D7 Gm
И спокойный в душе, и тверезый,

Cm Gm A7 D7 Gm
И не Бог весть какой патриот,

A7 D7 Gm
А люблю ж я, однако, березы,

Станешь после выдумывать, что разглядел того,
кто так медленно целился и укреплял запал...
Всё тебе померещилось, не было ничего.
Если кто-то и выстрелил - видимо, не попал.
Никакого нашествия, незачем звать патруль.
Что-то в схеме разладилось, вот и зажглось табло.
Словно сразу, не в очередь, за февралём - июль.
Было холодно-холодно, стало тепло-тепло.

ТРУБАЧ

- Ах, ну почему наши дела так унылы?
Как вольно дышать мы бы с тобою могли!
Но - где-то опять некие грозные силы
бьют по небесам из артиллерий Земли.

- Да, может, и так, но торопиться не надо.

У заветной черты остановимся,
Поглядим, все ли взяли с собой мы.
Целы ль ружья и полны ль обоймы,
У черты все проверим с тобой мы,
И о многом решим и условимся.
Осторожность превыше всего.
Ждать удара ли из темноты?
Будет мир суеты и тревог - ничего,

У меня был удачный день. Я проехал немало миль.
Я прослушал богатый набор песен радио-ретро.
Я забыл, что такое лень. Я забыл, что такое штиль.
И от ветра слетел мой убор - головной, что из фетра.

Ждал учтивый меня приём. Вечеринка из мира грёз.
Джо Димаджио в списке гостей. Или кто-то подобный.
Ждали чаши с вином и льдом, чудо-клавишник виртуоз -

* * *
Уж если хотя бы в округе хотя бы местами не мёртвое поле,
не пустошь, но всё-таки гряды и даже сады кое-где,
негоже намёки и знаки в крамоле читать иноземной,
ловить в чародейском кристалле и тёмной воде.

Сначала собрать надлежит урожай с гряд и веток в тяжёлые вёдра,
всю зиму затем эту снедь поедать и хвалить, что вкусна,

Уже не раз говоря о том же, о чём сегодня,
Старался я говорить доступно в целом и внятно О том, что выбора нет, ход маятника предсказан, И сколько ни тормози, преступно или халатно, А маятник должен, буквально обязан -- обратно.

Об этом я говорил и выглядел неуместно,
Как выскочка-грубиян в собрании утончённом, Который знай говорит о бубликах, знай моргает,
У них весёлый фуршет, а этот чудак весь в чёрном, И, в целом, не ясно, зачем он так страстно. О чём он.

Так вот, чтоб тему закрыть, короткое резюме: Из пыли взойдя, отыдите к пыли.

Волнуйся, знахарь, о травах, почве, камнях, золе.
Снабжай сигнатурой склянку, словно ларец ключом.
Пекись о добротном тигле, об огневом котле.
О звонких весах заботься. Более ни о чём.

Сто тысяч лиц исказятся, гневно задрав носы:
мол, стрелок ты не следишь и эпохи пульс потерял.
Меж тем вот палец твой, он на пульсе. А вот часы,

ФЕВРАЛЬ
Ах, оставьте вашу скуку!
Я не верю в вашу муку.
Дайте руку, дайте руку
и забудьте про мораль.
Повернитесь вы к окошку,
там увидите дорожку,
где уходит понемножку

Пропаду ни зА что. Семь бед - один ответ.
Учиню потеху своего рода.
По утру проснется, ой, целый белый свет,
выглянет за ворота -
а меня нет.

Я тебе, застолье, больше не тамада.
Поищи другого дурачка с бубном,

ФРИДРИХ ИДЁТ

Айн-цвай-драй, контроль, тоннель, шлагбаум, дебаркадер.
Сзади - меркнет, уходя во мглу, секретный цех:
кузня ядерных торпед, ракет и просто ядер,
лидер отрасли, в десятке лучших - лучше всех.

Фридрих движется домой, шагать ему не грустно.

Нет, любезный родич, нам не тошно
Подати не сверх того, что должно
Платим, в церковь ходим, хороводы
Водим, что найдем - кладем в комоды.

Винная торговля зря боялась
Всюду новоселье и застолье,
Челядь заняла господский ярус,

Пифагор - он жил привольно...
Ю. Ким

Хорошо жилось Сократу пару тысяч лет назад -
никакого деканата, сам себе ты ректорат.
Никакого диамата, реферата не пиши,
ни докладу, ни параду - философствуй от души.

То ли ведьмы наворожили,
то ли дьявол постарался,
только ангел новорожденный
с золотым венцом расстался.
Не по-доброму отмеченный,
детство прожил он, скуля,
некрещёный и невенчанный,
и глаза из хрусталя.

Что изменилось в эти двенадцать месяцев, угадай с налёта.
Правильно, ничего почти или очень мало. Пустой был срок.
Публика шевелилась довольно вяло, пыхтя созидала что-то,
после пыхтя ломала. В итоге минус, но он не весьма глубок.

Да, кое с чем обошлись неловко, в чём-то перестарались где-то.
Кафель опять приклеили как-то криво, не там прокопали рвы.
Жителей стало больше, порядку меньше. И речь не о части света:

Целуй его, пока никто не видит.
Сейчас наденет он пальто и выйдет.
Над ним сомкнёт ночной Париж объятья.
Он побредет к отелю "Ниш и Братья".

Уйдёт, инстинкты задушив для дела,
вобрав в себя твоей души и тела.
А ты бери с него взамен, иначе

ЦИРКАЧ

Сном называй, ворожбой, искушеньем,
но - чуть разглядев этот праздник чумной -
я возомнил, будто он соглашеньем,
пускай краткосрочным, но связан со мной.

Без году неделя в цирке, меньше, чем тот ворон на Майорке,

Цитату знал со школьных лет: «Ты сер, а я, приятель, сед».
Глубин не видел в изреченье, и только постарев, извлёк значенье.
Доселе верил я непрочно, что не всякий брату брат,
Что никаких среда и почва нам гарантий не сулят.
Что где мозги у одного, там у другого кепка.
И много я ещё чего теперь усвоил крепко.
Готов покаяться, но надо ли? Виноват, мол, недопонимал,
Что с четырёх подняться на две — это целый церемониал.

Оно не то чтоб Цыбин был с двойным натура дном,
когда в натуре бездна, речи нет о дне двойном,
не нужно для величья ни котурнов, ни двуличья,
иного хоть во мрамор посели, он так и будет гном,
а Цыбин, с малолетства не терпевший мотовства,
жил в сером новострое, даром слава, что Москва,
но если кто меж смертных понимал в деньгах несметных
и кто, вложив червонец, наживал не два, но двадцать два,

Чепуха, чепуха, говорю тебе - все чепуха.
И Ньютон - чепуха, и законы его - чепуха.
Я сперва возражал, сомневался: "А вдруг да не этак?" -
но потом возмужал и нашел, что таки чепуха.

Я вперед поглядел, увидал впереди горизонт.
И назад повернул, но и там полыхал горизонт.
Повезло, но потом повезло, повезло да не очень:

Что же случилось? Свет погасили,
лампа разбилась, шею скосили,
Ночью приснилось - днём осмеяли...
Что же случилось? Знаешь? Едва ли.

Помнишь? Навряд ли. Веришь? Не очень.
В лад ли, не в лад ли - так, между прочим.
Что же? Оркестрами - гром квинтэссенций.

Что отнято судьбой, а что подарено -
в конце концов, не всё ли нам равно?
Как странно то, что было бы, сударыня,
печально, если б не было смешно.

И я - не тот, не чуть не лучше всякого,
и Вы не та - есть краше в десять раз.
Мы только одиноки одинаково -

Что такое есть я - на фоне
всех тех, кто машет мечом?
Тех, которые вечно в форме,
в отличной форме причём?

Тех, которым всегда почтение,
десять их или сто...
Что такое есть я в сравнении

Чтоб я так жил!
Письменность ни к чему, корифеи слога — сплошь самозванцы.
Шекспир — мираж.
Пушкин — негр.
С пелёнок буквы вели меня —
хотя и прямо, но мимо.
Мама, отучи ребенка плакать, ударяясь о дорогу,
а потом уже, конечно, покупай велосипед.

ШАНСОН
Вершит народ дела свои, пройдохи ищут славы,
пророки врут, поэты пьют, богатство копит знать.
Стоит над миром год Змеи, все злобны как удавы,
и каждый хочет сам в угоду году гадом стать.

А я в портовом кабаке
сижу, и губы в табаке,

Мало ли чем представлялся и что означал
твой золотой с бубенцами костюм маскарадный —
в годы, когда италийский простор виноградный
звонкие дали тебе, чужаку, обещал...

Ведь не вышло, и музыка не помогла.
Небо поникло, померкло. Дорога размокла.
Даль отзвенела и, сделавшись близкою, смолкла, смолкла —

Шесть, семь, восемь, два, три, раз, объявляем детский час.
Пять, четыре, три, два, ноль, мы в эфире — входим в роль.
Грянул, дети, с неба чёрный кризис,
под угрозой наша хлеб да соль.
Точит когти интервент, хочет сделать инцидент.
Нужен против интервента крепкий контингент.
Девять, десять, сорок, сто, вы уж, дети, если что,
нас пойдите, защитите — больше ведь никто.

Для кого чего важнее - это пусть решает свет.
Знаю я: важнее шеи в человеке места нет.
Но всю жизнь, как будто знают, как узлы ее тонки,
Шею галстуки терзают, шею жмут воротники.

А всего, конечно, злее - дочки Евы всех мастей
Жуткий вред наносят шее, без конца вися на ней.
Я запретных этих фруктов съел немало здесь и там.

«Мы» - супплетивная форма
множественного числа от «я».
Грамматическая истина

Возьмите остров у края света,
Немного флирта, немного спорта,
Включите музыку, вот как эта -
Четыре четверти, mezzo forte.

ШКОЛА ТАНЦЕВ 1

«Мы» - супплетивная форма
множественного числа от «я».
Грамматическая истина

Возьмите остров у края света,
немного флирта, немного спорта,

Я не сказал бы, что во время сна люблю
вдыхать миазмы разные - клопам на страх,
но я дышу всем этим, поскольку сплю
ноздрями к стенке, а она в коврах.

Пока я сплю, жильцы внизу тарелки бьют
и друг за другом бегают по этажу.
Порой во сне я думаю: зачем живут

ЩИТ И МЕЧ

Казалось мне, что так велел весь мир, весь мир, весь мир,
когда впервые я надел мундир, мундир, мундир.
Занятий ратных быть среди за честь почёл, почёл.
И мне весь мир сказал: «Иди!» - и я пошёл, пошёл.

И был я смел, покуда прав, и прав, покуда жив.

У быка голова крепка. У слона, говорят, умна.
А моя голова, как видно, никуда уже не годна.

Сколь её ни сжимай, ни три, - тускло всё у неё внутри.
Всё невнятный какой-то шелест: семью восемь, да трижды три.

Ход вещей безразличен ей. Снег не нужен на Рождество.
Ни на что голова не смотрит, кроме ужина разве что.

Не выхожу на связь.
Чернил в обрез.
Бумага кончилась.
Конверт исчез.
Au revoir, весь мир!
Pardon при том!
Не выхожу в эфир.
Эфир - фантом.

Это должно случиться. Время вышло, колокол бьёт.
Если не нынче, то когда же, если не здесь, то где?
Скажем, вчера ещё могло быть вовсе наоборот,
Но уж теперь спастись и думать нечего. Быть беде.

Наверняка погибнешь нынче. Нынче наверняка.
То-то ты вся звенишь, мерцаешь, не говоришь - поёшь,
То-то ты так смеёшься к месту, то-то легка, тонка -

Это я, а не ты, соглядатай, и не прочий какой-либо, вне.
Это я, а не всякий десятый, не оно, не они, не оне.
Это я - извлечённый из колбы на манер неваляшки без рук,
без ног -
экспонат, означающий сколь бы не волшебный, а всё же лишь звук.
Или, максимум, слог.
Это я, кто пяти континентов не видал, ибо жил на шестом.
Это я, кто своих документов не читал ни досель, ни потом.

Михаил Щербаков - Юбилейная Эльфийская, аккорды

А нас еще осудят,а мы еще ответим, Cm F Fm
А нас еще потреплют,а мы ряды сомкнем. C D7 Fm G7 C
А нынче годовщина, и мы ее отметим. Fm Abm Eb
Не правда ли,как странно,как долго мы живем ? Gm Dm A7 Dm
Мы так надежно помним мотив,нам данный Богом, Gm Bm F
Мы так легки в движеньях - взлетим,того гляди. E7 Am D7 G7

Южный ветер. Дальний путь. Разменяйте сдачу.
Мы вернёмся в этот край только через год.
Гавань милую свою покидая, плачу.
Кто там скажет, через год - что произойдёт?

Кто родится, кто умрёт... А почём я знаю!
Что случится, чья возьмёт, кто король, кто шут?
Чьи останки заберёт колыбель земная,

Южный ветер. Дальний путь. Разменяйте сдачу.
Мы вернемся в этот край только через год.
Гавань милую свою покидая, плачу.
Кто там скажет, через год что произойдет?
Ла-ла-...

Кто родится, кто умрет... А почем я знаю?
Что случится, чья возьмет, кто король, кто шут?

Я фланирую над миром
от квартиры до квартиры,
собираю сувениры
и приятности ловлю.
Я не слишком необычен,
я тактичен и приличен,
но настрой мой экзотичен,
я экзотику люблю.

Я исполняю все, что сам себе велю,
Куда хочу рулю я без оглядки, да
Вот я сказал себе, что я тебя люблю, -
И убедил в момент. И все в порядке, да.

Я убедил себя и, чтоб само собой
Учесть накладки все и неполадки, да,
Я прямо в тот же миг поговорил с тобой

Я пломбы сорвал с сундуков и с чуланов,
Я крышки и двери открыл, распахнул,
И выгрузил на пол скопление планов,
И все хорошенечко перетряхнул.
Все вспомнил, задумался, разбередился,
И каждый кусочек в руках повертел -
Над тем усмехнулся, над тем прослезился...
Но брать их в дорогу не захотел.

Я чашу свою осушил до предела,
что было - истратил дотла.
Судьба подарила мне всё, что хотела,
и всё, что смогла, отняла.
Подобно реке я блистал на свободе,
прекрасной мечтой обуян.
Мой путь состоялся, река на исходе,
и виден вдали океан.