неужели ты, подумал я, выходя из трамвая 37-го на остановке там где только что был, где зернистая от дождя мостовая ещё дымилась, от датировки
воздержусь, а что до сезона был месяц май, неужели ты? ты скользнула взглядом поверх сидящих и поймала мой, и 37-ой трамвай дёрнув затормозил, и съехал твой синий плащик,
обнажая детскую шею, и я сошёл, пробуждаясь одновременно, как бы по ходу неужели ты твердить продолжая и валидол в темноте пытаясь нашарить, ни про погоду,
ни какое число не зная, хотя бы год, ты спала так тихо, что, боясь коснуться, студиозус, вдогонку крикнул я, ты идиот, на одном трамвае ездить и разминуться, и разминуться на одном трамвае ездить и
взглядом хватким не углядишь, но это присутствовало как бы знак неизбежности, что ли, и весть обоим и дышало в стекло, и прикидывало число равное двум оболам,
ибо время элегий римских-неримских прошло, а срок предстояния что ни утро короче на ночь, но когда я вижу твоё лицо и седой висок с жилкой бьющейся, дорогая, ты веришь, напрочь
отступает всё — усталость, года, невроз, только запах запах твоих волос вызывающе под рукой размётанных, чтобы
а финала нет, вообще нет слов, это род депрессии, пустокипение мозговое: поздновато встретились? но ведь встретились, а любов, как тов. Сталин писал, побеждает и всё такое,
остается надежда, что не упёрты у нас вожди и дадут умереть своей смертью в своей постели, Господи, говорю, неужели Ты здесь, неужели
шанс даёшь, вот и парки Твои поустали, поди, пряжу прясть незаметную — разве она не прореха ль? — но подруга со мной, на заре Ты её не буди, на заре она сладко так спит, и трамвай уехал трамвай уехал на заре на заре Ты ее не буди Oleg Chukhontsev Another elegy do you, I thought, going out the tram 37th at the bus stop where just I was where granular rain More pavement smoked, from dating refrain, and that before the season was the month of May, do you? you glanced over the sitting and he caught me, and the 37th tram dёrnuv braked and moved down your blue raincoat, exposing the baby's neck, and I came down, waking up at the same time, as it were, in the course of do you continue to repeat and validol fumbled in the dark, trying, neither about the weather, nor how many did not know, at least a year, you slept so quietly that, afraid to touch, studiozusy, I shouted after him, you're an idiot, one tram ride to miss and, and to miss one tram ride and look no uglyadite grip, but it was present as if the inevitable sign of something, and knows both and breathe in the glass, and pretend to be the number equal to two obols, For non-Roman-Roman elegies time has passed, and the period Deisis morning that no shorter than the night, but when I see your face and gray temples a vein beating, my dear, do you believe, completely retreats all - fatigue, year, neurosis, only smell the scent of your hair defiantly at hand razmёtannyh to and the final no, there are no words, a kind of depression, cerebral pustokipenie: We met late in the day? but in fact we met, and love, as Comrade. Stalin wrote, wins and all that, there is a hope that is not a hard-nosed in our leaders and will die a natural death in his bed, Lord, saying, Art thou here, really Give us a chance, that's parks Your poustali, I suppose, yarn spinning invisible - is not she tear eh? - but a friend with me, at the beginning you do not wake her, at the beginning it is so sweet to sleep, and left the tram tram left at dawn at the dawn You do not wake her