Some of these days you're gonna miss me honey Some of these days you're gonna be so lonely You'll miss my hugging gonna miss my kissing You'll be so sorry when I'm away Now you're gonna be lonely just for me only Cause you know honey that you had your way And when you leave me you know it's gonna grieve me You're miss me sweet baby some of these days (Now you'll be lonely) yes you'll be lonely (just for me only) just for me only (Cause you know honey) yes you know honey (you had your way) yes you had your way Cause when you leave me oh you know it's gonna grieve me You're gonna miss your little honey some of these days (You're gonna miss) you're gonna miss your little honey some of these days (Some of these days)
Жан Поль Сартр. Отрывок из романа "Тошнота"(1938) Мадлена крутит ручку патефона. Только бы она не ошиблась и не поставила, как случилось однажды, арию из "Cavalleria Rustiada". Нет, все правильно, я узнаю мотив первых тактов. Это старый РЭГТАИМ, с припевом для голоса. В 1917 году на улице Ла-Рошель я слышал, как его насвистывали американские солдаты. Мелодия, должно быть, еще довоенная. Но запись сделана позже. И всё же это самая старая пластинка в этой коллекции - пластинка фирмы Пате для сапфировой иглы. Сейчас зазвучит припев - он-то мне и нравится больше всего, нравится, как он круто выдается вперед, точно скала в море. Пока что играет джаз; мелодии нет, просто ноты, мириады крохотных толчков. Они не знают отдыха, неумолимая закономерность вызывает их к жизни и истребляет, не давая им времени оглянуться, пожить для себя. Они бегут, толкутся, мимоходом наносят мне короткий удар и гибнут. Мне хотелось бы их удержать, но я знаю: если мне удастся остановить одну из этих нот, у меня в руках окажется всего лишь вульгарный, немощный звук. Я должен примириться с их смертью - более того, я должен её желать: я почти не знаю таких других сильных и пронзительных ощущений. Я начинаю согреваться, мне становится хорошо. Тут ничего особенного ещё нет, просто крохотное счастье в мире Тошноты: оно угнездилось внутри вязкой лужи, внутри НАШЕГО времени - времени сиреневых подтяжек и продавленных сидений, его составляют широкие, мягкие мгновения, которые расползаются на основе масляного пятна. Не успев родиться, оно уже постарел, и мне кажется, я знаю его уже двадцать лет. Есть другое счастье - где-то вовне есть эта стальная лента, узкое пространство музыки, оно пересекает это время из конца в конец, отвергая его, прорывая его своими мелкими, сухими стежками; есть другое время. - Мсье Рондо играет червями, ходит тузом. Голос скользнул и сник. Стальную ленту не берет ничто - ни открывшаяся дверь, ни струя холодного воздуха, обдавшего мои колени, ни приход ветеринара с маленькой дочкой: музыка, насквозь пронзив эти расплывчатые формы, струится дальше. Девочка только успела сесть, и её сразу захватила музыка: она выпрямилась, широко открыла глаза и слушает, елозя по столу кулаком. Еще несколько секунд - и запоет негритянка. Это кажется неотвратимым - настолько предопределена эта музыка: ничто не может ее прервать, ничто, явившееся из времени, в которое рухнул мир; она прекратится сама, подчиняясь закономерности. За это-то я больше всего и люблю этот прекрасный голос; не за его полнозвучие, не за его печаль, а за то, что его появление так долго подготавливали многие-многие ноты, которые умерли во имя того, чтобы он родился. И все же я неспокоен: так мало нужно, чтобы пластинка остановилась, -- вдруг сломается пружина, закапризничает кузен Адольф. Как странно, как трогательно, что эта твердыня так хрупка. Ничто не властно ее прервать, и все может ее разрушить. Вот сгинул последний аккорд. В наступившей короткой тишине я всем своим существом чувствую: что-то произошло -- что-то случилось. Тишина. Some of these days, You'll miss me honey... А случилось то, что Тошнота исчезла.... Я внутри музыки... Some of these days you're gonna miss me honey Some of these days you're gonna be so lonely You'll miss my hugging gonna miss my kissing You'll be so sorry when I'm away Now you're gonna be lonely just for me only Cause you know honey that you had your way And when you leave me you know it's gonna grieve me You're miss me sweet baby some of these days (Now you'll be lonely) yes you'll be lonely (just for me only) just for me only (Cause you know honey) yes you know honey (you had your way) yes you had your way Cause when you leave me oh you know it's gonna grieve me You're gonna miss your little honey some of these days (You're gonna miss) you're gonna miss your little honey some of these days (Some of these days)
Jean-Paul Sartre . An excerpt from the novel " Nausea " (1938) Madeleine turns the handle of the gramophone . If only she was not mistaken and did not put as happened once , an aria from "Cavalleria Rustiada". No , that's right , I know the motive of the first cycles. It's an old REGTAIM with chorus for voice. In 1917, on the street of La Rochelle , I heard him whistling American soldiers . Melody, must still be pre-war . But the recording was made later. And yet it is the oldest record in this collection - record company Pathe for a sapphire needle. Now the chorus sounds - it is just what I like the most , like how cool it protrudes like a rock in the sea . While that plays jazz ; no melody , just notes , a myriad of tiny jolts . They do not know the rest, the inexorable law of cause them to life and destroys without giving them time to look around, to live for yourself . They run , jostle , applied to me in passing a short putt and die. I would like to keep them , but I know if I can stop one of these notes , I would be in the hands of just vulgar , weak sound. I must come to terms with their death - in fact, I should wish it , I almost do not know of other strong and piercing sensations. I'm starting to warm up , I feel good. It's nothing special yet, just a tiny Nausea happiness in the world : it is nestled inside a viscous puddles in our time - time lilac suspenders and sagging seats, it consists of wide, soft moments that crawl on the basis of oil stains. Before they were born , it was already old, and I think I 've known him for twenty years. There is another fortune - somewhere outside there is this steel strip , narrow space music, it crosses this time from end to end , rejecting him , breaking his own small , dry stitches ; there are other times. - Monsieur Rondo plays worms goes ace. Voice slid and wilted. Steel belt does not take nothing - not open the door , no jet of cold air enveloped my knees , nor coming veterinarian with his little daughter : music, piercing through these vague shapes , trickling on. The girl only had time to sit down and immediately grabbed her music: she stood up , opened her eyes and listens to crawl on the table with his fist . Just a few seconds - and sing Negro . It seems inevitable - so predetermined that music : nothing can break it off , nothing yavivsheesya of time in which the world collapsed ; She stopped herself , obeying regularities . For this is what I love the most and this beautiful voice ; not for his soundfulness not for his sadness, but for the fact that his appearance so long prepared many, many notes , who died in the name so that it was born . And yet I am restless : so little need to record stopped - suddenly breaks spring , capricious cousin Adolf. How strange , how pathetic that this rock is so fragile . Nothing has no power to break it off and anything can destroy it. That vanished last chord . In the ensuing short silence, I feel with all my being that something happened - something happened. Silence . Some of these days, You'll miss me honey ... What happened is that the nausea was gone .... I'm inside the music ...