Звуковой журнал ВЛЦ все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Проблема в том, что откровений слишком много, и за каждым из них стоит свой спонсор, продюсер и свой еженедельный журнал, со штатом клонированных Иуд и взаимозаменяемых людей. В этом заключается наша болезнь: мы слышим не речь, а эхо в его бесконечном воспроизведении. Это его отражение в серии отражений самого себя, еще более самодостаточных и извращенных. Головокружительные перспективы такого информационного ландшафта вызывают у нас тошноту, потому что у него нет тёмных мест и нет привелегированной непрозрачности. Это бесконечная доступность знаний, которые просто не в состоянии взаимодействовать с телом или воображением. Манихейский идеал бесплотной мысли - современные медиа и политика, как чистая гностическая рассудочность.
Всё органическое имеет свои тайны, оно выделяет их как сок. Это молчание больше, чем просто немота, это секретность, как утверждение, такт, которому ведом каждый акт и который умеет изменять вещи и вдыхать в них жизнь, потому что ответа не существует на языке воспроизведения, но лишь на языке жеста, прикосновения, запаха или охоты. В конце концов, еда и питьё - всего лишь еда и питьё, а ленивый вол продолжает вспахивать кривую борозду. Удивительный мир знаний превратился в службу общественного вещания из коридоров ада. Но есть вещи, о которых бюрократам знать не положено. И есть вещи, которые художник должен держать в секрете. Это не самоцензура и не незнание себя, это космический такт, дань нервному течению органики с её водоворотами и омутами. В тот момент, когда искусство становится работой, оно теряет свою искупительную силу и вкус. То, что мы знаем и то, как мы это знаем, должно пульсировать в наших венах, а не пылиться в мозгу в законсервированном формальдегиде. Потому что всё остальное - пляска смерти призраков информации.
Что нам нужно - так это план. Взрыв тюрьмы? Ружьё вытесанное из куска мыла? Веревочная лестница в пироге? Или может быть новая религия? Вам ведь нужен очередной бродячий епископ? Речь идёт о молчании, которое стоило бы присвоить себе. Потому что слишком много говорить и оставаться неуслышанным - довольно глупо. И если вы до сих пор думаете, что просто слушать(оригинальный текст произносится диктором, в этому случае, вместо "слушать" нужно употребить слово "читать") достаточно, то Вам лучше сойти прямо здесь. Потому что Вы так никогда не научитесь слушать СВОИМИ ушами, смотреть СВОИМИ глазами и осязать СВОЕЙ кожей. Грубая истина состоит в том, что тексты могут изменять реальность, только когда они вдохновляют действовать, а не просто видеть.
Суфием быть не трудно, трудно быть человеком. Политическое просвещение даже проще, чем просвещение духовное. Не то, не другое не меняет ни мира, ни людей. Еще одна точка зрения, как способ увидеть. Это не совсем бессмысленно, но что от этого изменится? Мы хотим очиститься от всего, что не имеет хотя бы слабого шанса спровоцировать изменения. Но еще больше мы хотим очистить свою жизнь от всего, что мешает нам поднять голову.
Письмо привело нас к тем пределам, за которыми письмо уже невозможно. Любой текст, который может выжить, перепрыгнув эту границу, должен быть виртуально самосотворённым и абсолютно непрозрачным, как последнее пророчество, выкрикнутое ведьмой на костре. Что если нам придёт в голову фантазия отрицать явную объективность искусства и явную субъективность теории? Что если мы рискнём прыгнуть в бездну, и что с того, если никто за нами не последует? Может быть оно и к лучшему. В конце концов, рано или поздно, мы покинем этот "город", который неподвижно завис на краю стерильных сумерек... И когда за нами закроют "городские ворота" мы растворимся в абсолютном молчании.

Будучи феноменом перехода через границу, дверь связывает пространство вещей. Впуская, она открывает доступ к неизвестному. Запирая — охраняет его от посягательств. В этом заключается ее особое положение в системе вещей.

Преддверие как таковое создается пребыванием перед дверью. То, что находится перед ней — это всегда мы сами в окружении определенного. В отличие от потустороннего задверия, преддверие — это регион сущего, который нам, как правило, известен и освоен. Напротив, то, что скрывается за дверью, всегда неопределенно и таинственно. Дверь служит местом разделения мнимого и истинного миров, и перехода из одного в другой.

По эту сторону — ложный обыденный мир смертных, где имеют место конечность, гибель и распад сущего. По ту сторону — мир истинного бытия, вечный покой и совершенное единство. Это мир божественной размерности, в которую человек может войти лишь свернув с людской тропы, перестав мыслить человеческим образом. Условием вхождения в место пребывания истины является преображение души, опыт утраты освоенного.

Онтологически, мир преддверия создается тягой заглянуть за горизонт, стремлением вступить в отношения с потусторонним миром, поэтому преддверие — это место внутренней сборки, место приготовления, выдвижения и приближения к решающему событию за. Мир преддверия — область мытарств и скитаний, это мир истории. В преддверии мы движимы нуждой, тоской и любопытством. Нас тянет за дверь, но именно в преддверии чего-либо мы чаще всего останавливаемся.