Кофейня.ОтрывокКогда она решила уйти, я собирал ее вещи и думал, какого цвета рубашку мне надеть на работу. Странно, но за завтраком я не почувствовал ничего, абсолютно. Возможно, я плотно поел. А может, просто был уверен, что к вечеру она вернется. За обедом я пролил на себя кофе, оставив большое пятно на своей любимой рубашке. Но это меня не огорчило: напротив, я знал, что когда вернусь домой, она мне его застирает…
Когда я открыл дверь, в квартире было темно, а на холодильнике не было ее ключей. Не было запаха ужина, и кружка недопитого чая так и стояла на своем месте. Еще никогда квартира не была такой пустой. И
впервые я задержался на пороге...
Третью ночь я не мог нормально уснуть. Кровать казалась слишком большой и неудобной. Под утро я просыпался от прилива крови и хотел поцелуями разбудить ее, чтобы в очередной раз не выспаться,
выдыхая ее вдохи... Я отчаянно водил рукой, пытаясь нащупать ее плечи. Руки и теплые пальцы. Пустота. И ее подушка была как никогда холодной.
Через неделю я вспомнил о существовании Бога, до которого мне никогда не было дела. Чувствовать дыхание за спиной и каждый день спешить с работы домой – это было так бедно раньше и не имело цены
сейчас. В эту минуту. До невыносимости одиночества,
страха...
МёртваяЯ долго подбирал слова. Возможно, все можно было объяснить тремя банальными фразами и выбросить тебя из своих окон. Как тот клочок бумаги из недописанного мной стиха. Смять в руке и унизить под ноги. Растоптать по полу, как когда-то ты топтала признания других. Мне не нужны твои чувства. Они холодны, как твои губы. Безмолвно леденеющие от жажды к моим. Они светлые, как твои глаза. Вот только не все свято, что имеет свет. Тебе ли не знать? Твои зрачки — не бездна утопленников, а дно подаренных надежд. Ты протягивала им руку, а затем топила. Жалеть. Тебя? /растерянный смех/. Нет. Ты жестокая. И вся твоя нежность была только сказкой, которую ты требовала взамен. Перед сном.
Молча уйти — маленький подвиг и большая трусость перед тем, для кого твои речи немы. Вот я — герой. Трус и предатель. Ни разу не предав, изменил только тем, что не преданно верил тебе. Скажи, а как тебе верить? Научи меня быть дураком. Я не из тех, кто слепо ныряет. Ты не из тех, кто спасает других под водой. Я тебя до рубцов. До ожогов. До клетки последней. Вырезаю. Сжигаю. Живу. И будь трижды проклят тот день лета осенний, я в пряди шептал...
— Восхищаюсь тобой.
В тебе все, что дрожало, кричало, болело — убили. Ты мертвая. И, других убивая, ты себя ощущаешь живой.