i.witness все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Just imagine that today is your last day
And you know
That you won’t see this setting sun again
These streets, these lawns, these ugly begging kids
Your loving friends. Your only friends, your last friends
Will watch your die to take away your clothes

You failed and now you know you’re wrong

Непринятые Звонки

Уходя, вбей в землю памятный столб, чтобы было к чему возвращаться
До тех пор пока будешь звать это домом, его корни будут звать тебя назад.
Пускай не все дороги ведут на юго-восток, важней из них одна – которую пройти так и не смог.
Мрачнее туч, чернее тысячи ночей, но живее всех живых и полон злости
На надежды что не сбылись и остались кучей едких грязных луж в пустыне ожиданий
Время как вода утекло сквозь пальцы, оставив только шрамы и сухой песок в порезах

Closer to May, I open all my windows
and sit for hours on the sill
staring at the sky
thinking 'bout things that don’t depend on us.

My faded eyes like distress calls
Like wounded sinking ships in the sea of an unawareness

С зияющими дырами в сердце
С беспредельной и гнусной тоской
С зубными болями, душевными ранами, похотью и синяками
Я плююсь в ладони своей злостью и желчью наполняя их до краев
Самые важный в мире ты часто будто смотришь в петлю, но ты лжешь

Лед
И зубы этих дней клокочут в горле

предпочитая гордости самодостаточность.
мы общество одиночек, парализованных собственным страхом, мнимыми предрассудками, гной в загнивающей ране.
теперь на кричащий стук в дверь никто никогда не откроет, никто никому не поможет - это все чего мы добились.
это не жизнь, это война, война без побед и поражений.
кто отменил человечность, кто запретил сострадание в грязных и душных квартирах, на кухнях с уютными петлями, что делают дни незаметнее.
и это все, ради чего здесь стоит оставаться. быть тем, кем не мог быть. оставаться.
созидая иллюзии постоянной опасности, мы закрываем все двери изнутри себя. но даже в мире иуд найдется место для правды.

Зеркало треснуло, лавина волны смоет все, что осталось от старой обкатанной жизни. Колея за колеей превратятся в бурлящие реки, вымывая и выскребая заскорузлое ржавое дно. Со всей мерзостью, что ты скрывал от себя. Хоронил в самых темных глубинных слоях. Что покрыто зловонною слизью и теперь стремится подняться наверх. Снова ждут раскрытые пасти зияющих проемов дверей. Где не так давно горел свет, и было тепло и уютно. А теперь их клыки дверных косяков как будто готовы сомкнуться каленым железным капканом, затянуться на шее петлей.
Когда не включаешь свет, и чувствуешь чей-то пристальный взгляд из пустого угла в темноте и мечтаешь проснуться. Но нет, это не сон. Это твое поражение. Теперь ты на поводке и никуда не уйдешь. От гнета тревожных звонков и стука в закрытые шторами окна. От призраков смеха и голосов, что когда-то звучали здесь. Живых взглядов пыльных картин и усмешек фотографий. От редких и гулких шагов в дальней комнате за запертой дверью.
Сколько нужно стекла, чтобы заставить течь реки линий жизни вспять. Наполнить до краев вспотевшие ладони теплой живой кровью. Открыть глаза, включить свет, разжечь огонь, разбить окно. И выгнать эту хворь, не дожидаясь утра. Оставить насовсем этот приют собственного страха, воспоминаний, лжи, надежд из прошлой жизни. Которая давно течет сквозь пальцы потерь, утрат, почти придуманных воспоминаний. Где звезды раздирали небо, шипящей массой впиваясь в грубый дерн. И ночь темней всегда перед рассветом. А дальше утро – и выпадет роса.
Нет памяти, а значит, нет и обещаний. Нет лиц, что стали все как одно похожи.
И пусть приумножают свет пустые зеркала.

Злые старики
В их глазах отражаемся мы -
Остается лишь скалить последние зубы, когда они уже не нужны
Впереди ничего не осталось, и груз памяти клонит шею к земле
Мне не под силу это представить
Мне не под силу это даже представить.
Вцепившись в жизнь корявыми пальцами
Среди хруста купюр и лоснящихся морд

Да, ты видишь надлом на дне своих глаз. И развоплощение. Ночь. Тревога уснет. Но утро приносит теперь только опустошение. Улыбка. Заколка. До боли пустой и измученный взгляд. Закройся на ключ, отключи телефон, пожалуйся, только не слушай все то, что они говорят. Вереница слепых, идущих прямо в пропасть. Цепь следов, уводящих в никуда.
Если бы ты знала раньше, сколько нужно недель, чтоб спустить все нажитое, разорить родное гнездо. И остаться вдвоем в пустом доме. Среди пепла, бычков и бутылок. Неоплаченных счетов и расстегнутых булавок под дверью. Если бы мне хватило сил сжечь все эти книги. Образумить всех тех, кто еще до конца не ослеп. Или хотя бы тебя, или хотя бы тебя. Сохранить этот маленький дом, спасти этот маленький разум. Нельзя вознестись и не упасть в поисках мнимой твердой руки. Не зарывшись в безумие нищих и бродяг, юродивых, тоскливых, диких, полоумных. Добровольно отдавшихся в кандалы новых и темных веков. В кандалы зловещих проходимцев, в чьих умелых руках даже бессвязная речь становится новым Писанием. Даже бессвязная речь способна стать новым писанием. Самая бессвязная речь способна стать новым Писанием. Попробуй вспомнить лето, попробуй вспомнить зиму, попробуй вспомнить осень, но никогда не вспоминай эту весну

Я привык думать, что во мне засело сердце труса. Ведь как оно тряслось и вырывалось, помню. Зажатым в подворотне или после сброшенных звонков в порыве злости. Но оказалось, все не так: в момент, когда мне нужно было быть сильней и крепче, оно будто свинцом налилось и нас несло вперед.
Как будто ждало этих дней всю жизнь мою. Моля, просила ее дать еще пощечин, чтоб ярче засверкать в холодной мгле степей осенних. И значит, моя чаша переполнена была, что водопадом яростных событий нас захлестнул водоворот, после которого ты либо станешь старше, либо все.
Крах твой, свет твой настал. Это и есть тот сигнал, которого ты ждал всю жизнь. Всю свою жизнь

Рано или поздно будет пройдена черта, когда печаль отца в разы страшнее его гнева. И беспокойство матери уже не мелкая монета, чтоб ей бросаться просто так. Мы сами не знаем, какими можем быть лжецами. Не из-за злого умысла, не ради оправдания, а вопреки. Чтобы наконец мы сами платили за свои грехи без помощи и сострадания, только мы одни.

Мир взрослых людей – это одиночество, только одиночество и спасительная ложь.

Почему только осень в наших глазах? Почему в наших окнах только закат? Почему постоянно тянет назад? Почему я вижу, как солнце только заходит?

Ростки вьюна через глазницы проросли среди тоскливо спиленных елей. Склони свою голову в надежде, готовься быть еще сильней. Удручен и юн, холоден и счастлив. Держат стены конуры, и узы наши – привязь. Мой лимб утративших разум, первый круг ада, тупик и последний рубеж. Ни прославлены, ни наказаны, мы обречены и уравнены чередой шприцов, больниц и удавок. Я выбрал сам, я оступился, я бросил все так и не поняв зачем. И каждый день будто украден, будто взят в долг у ростовщика, слепого падальщика, вцепившегося вусмерть в горло. И пусть льет бесконечными сутками дождь, и пусть к небу липнет грязный асфальт, мой горизонт давно и намертво разорван. Скажи, это мы, или кто-то за нас цепляется в камни с последней надеждой и прыгает с крыш холодных бетонных домов. Я жду, жду потоп, жду пожар, освобождение. Пусть будет пожар, пусть будет потоп – единственный выход и очищение. Домой возврата нет. Я врос в эти сухие тополя. Застрял себе наперерез и вырвал часть себя. Домой возврата больше нет.

В эру единиц и нулей нам никогда не ослабить хватку
Мощных электронных клешней, в свете тысяч синих огней
Мерцающих мониторов, сканирующих наши зрачки
Нет жизни, нет живых разговоров, это сеть, но не мы пауки
Мы - маяки
Под нами только пропасть и скалы
Как только стук клавиатуры полностью вытеснит шелест страниц
Шкале нашей температуры тепла останется только один путь – вниз

Кораблям, что уходят нельзя смотреть вслед, иначе они утянут тебя за собой.
Так бывает что часто провоцировать злость так легко, как будто она обещает покой.
Снимет всю боль своей онемевшей рукой. А завтра уже забудешь кто ты такой.
С каждой вспышкой гнева, движением губ, затонувших судов становится больше.
Хоронить в себе ярость равноценно тому, что держать в себе яд спасая других.
Я хотел бы пройтись по зеленому полю, попытаться предать гнев и злобу земле.
Но ошибка одна и она роковая, ты не сможешь забыться, земля не вода.
Здесь больше некуда тонуть, твой корабль сел на мель.

Все начиналось как развлечение мам ребят из суеверных семей.
Плотно закрытые двери, грязные пыльные шторы.
Рассказы на ночь под зверские оскалы икон.
Торжественным маршем давили здравый смысл в зачатке.
Бредовая горечь в уставших глазах.
Безумный туман в широких зрачках.
Тем, кто боится ночного скрипа дубовых столов,
Шорох за душной портьерой покажется адом.

Нелегко быть тем, кто уйдет, не оставив за собой ничего, что могло бы сказать через множество лет “я здесь был, но сейчас меня нет”.
Растворяться в толпе людей, быть готовым спрятать глаза. Ожидать удара в спину и капкана на каждом шагу. Воплощать идеи в жизнь, изменять себя самого.
Но нужны ли они изменения, тем кто скрывает лицо? Если я упаду, обещай не держать, обещай отпустить, чтоб не быть увлеченным вниз за мной.
Не хватит слов на всех, не хватит правды, чтоб объяснить что происходит здесь. Среди тех, кого и так мало, изолированное общество, нездравомыслящих обманутых детей, напуганных опасностью своих же идей.

Темно-красный рассвет, как тропинка до солнца охраняет всех нас от самих себя, задыхаясь в дыму замороженный воздух похож на запах холодного неба.
Обойтись без решеток, фонарей и колючки вряд ли можно, хоть здесь никуда не исчезнуть.
Мы вдыхаем пары яда, пыли и шлаков, оставляя следы на беззвучном снегу.
Связан заранее, приписан к отбывшим туда откуда назад не приходят.
Закон? Что закон? Где закон? О чем идет речь? Он давно уже выцвел.
Темно-красный рассвет как тропинка до солнца, серый иней на веках на холодных глазах. Соблюдая один лишь единый закон - закон сохранения частички тепла.
Ровным строем идти на насущные будни, воспевать силу духа и теплые мысли.
Почему так бывает - топчешь тропинку, а выходит двойная сплошная стена.

Кривой иглой зашейте мне рот. Шипящим углем выжгите глаза. Это тоска, могильный холод и азарт, и падаль твоей безграничной зависти. Я не умею равняться, мне гораздо проще ровнять все с землей, оставлять за собой лишь дичь, лишь голь, лишь боль, лишь падаль. Инстинкты, хватательные спазмы сливаются в один рвотный рефлекс. Пока в твои окна светит солнце. Пока твое счастье меня жжет. Обрести себя, уничтожив тебя. Обрести свою пустоту, да не ту. Сравняться с убогостью, свариться в ее чреве. В собственном соку ядовитых мыслей. Мы жалкие, пойми, мы жалкие. Но только нас уже никто не пожалеет. Быть частью стаи, немой лавины. Бездонным брюхом на тонких слабых ножках. Быть сломанными пальцами несуществующей руки, что никогда не протянули бы. Увы.
Замерзшие мокрые ноги и злые глаза. Я слышу их шаги, они стучатся в мою дверь. Залитые водкой глотки, полные зависти сердца. Замерзшие мокрые ноги и злые глаза.

Мы всего лишь приметы проливного. Те, что на утро смоют потоки, а на следующий день никто и не вспомнит.
Особо жестокий вид разрушительных паразитов задержался слишком уж долго, но скоро пора уходить.
Стряхнуть всю грязь с оболочки, вывести боль изнутри, очистить сотни артерий, наполнив их чистой водой.
Залечивать рваные раны, стягивать каждый разрез, занозы металлоконструкций все что предвещало конец.
Здесь не найти виноватых, и так слишком много вины. Ни он, ни они и не эти, а то что зовется все мы.
Я мечтал бы увидеть Землю без человека, и его следов хотя бы во сне. Еще один удар она переживет, но терпение не вечно, всему есть конец.

Холеные сердца, молодые глаза вспыхнули и навсегда ослепли. Обнял медленно асфальт, прижала теплая земля холодное тело. Пир червей, шепот крыс. Сладкая и родная почва. Роняют беспокойные капли, дочерна ссохшиеся солнце и звезды. Стук теплых шагов в летний вечер, каждая осень, зима и весна. Это все теперь мнимо, это все теперь чуждо, это для всех, кроме тебя. Семейные узы рвутся как струны гитар, оставляя ничего не понимающих детей у скрипучих дверей ритуальных магазинов. Их испуганные глаза и вопросы без внятных ответов. «Почему мы завесили зеркала, и что, черт возьми, здесь вообще происходит?». Мы превращаем боль в суеверия. Суеверия в горькие традиции. Получая странный ритуал, ритуал длиною в жизнь. И так тщетно спрятанные дети от кладбищенских оград за вашими мощными спинами становятся только беспомощней. Пока не увидят холодную плоть, пока не познают вкус горечи скорби, они не станут живыми. Живыми по-настоящему. Эй, Ты, кто бы ты ни был, разреши мне сгинуть и сгнить. Стать кормом, стать домом, стать целым миром. Не думать, не знать, никогда, ничего, никого не терять. Дождями проникнуть до самых корней и вернуться в свежей весенней листве. Лучше раньше, чем позже. Лучше так, чем от этих. Почему за грехи родителей, как правило, платят дети. Я подставляю свои руки. Я протягиваю и отдаю все Тебе.

Вместо любящих рук брошены у подъездов
За неимением добрых книг вбиты с разбегу в реальность
Еще неокрепшим от злости, но все-таки детским лицом
Не дают ответы на столько вопросов – ВРЕМЯ НАЙТИ ИХ САМИМ
Сколько стоит эта жизнь?
Где мера справедливости?
В чем их сила, и в чем наша вина?
Я знаю, я чувствую, но не могу сказать.

Поглощая в себя безразличие масс, мы стремимся закрыться за мертвыми стенами.
Но никакие замки не смогут защитить тебя. От статистик, подсчетов и планов - опись смертей на желтой бумаге.
Эти цифры и строчки никогда не смогли бы показать лица тех, кого больше нет.
Смерть одного - трагедия, смерть миллионов - миллион трагедий.
Все твои чувства, поступки и мысли окажутся строчкой в свежей статье.
В архивах пылятся отцы и их дети, болезни, нравы и целые жизни.
Тяжело ощущать, что долгие годы - лишь проценты и числа в свежей статье.
И все, что осталось от прожитой жизни - лишь пепел и пыль в жерновах механизма.

Холод пустых кроватей. Щекот и смех сквознячков. Хохот в углу дальней комнаты. Плесень и слякоть. Пожирает время, не дает уснуть. Душит ржавыми пальцами каждую ночь. Запускает холодные потные руки под одеяло. Тягостно, близко и мало до рассвета часов. Роем постельных клопов, лапками под тоненькой кожей. Хлынула хриплым горлом мертвая черная кровь. Доктрина для самых слабых. Игрушечные подвиги для самых робких, покорных, жадных и мелких. Таких же, как я. Впустую бессонные ночи, паранойя бесконечных дней. Впустую: вы все еще верите, что вырвались из этого цикла? Отрезвляющий холод могильных плит расставит все по местам. Этот ветхий на вид монолит не под силу даже самым крепким зубам. Не оскудеет рука дающего нам боль непознанную. Пока мы в зловещей слабости. Оправдывающей слабости.
Мне больше незачем писать эти песни. Все, что я чувствую это усталость. Моя жизнь неспособна стать прежней. Я потерял и предал все, что имел: безумные скачки в покоях снежной, необъятной. Пустые поезда, плацкарты, фонари, мечты, сугробы, уютные костры, рассветы красные без солнца. Сердцебиение дикое, надежду в карих оболочках. И грязный обглоданный край, на котором так сладко ходить. И грязный заточенный край, с которого не страшно упасть. Разбитая сопками жизнь, которую боялся терять. Оставшийся убогий край, в котором теперь привыкать.

Эй ты, кто бы ты ни был
Дай сил пережить эту зиму
Что началась с потерь и метелей
И обещает быть неслыханно долгой

Закрыть окна, остановить все часы
Набить хвоей живот и отключить телефоны
Забиться в самый дальний угол, чтобы не слышать вой ветра в трубах вентиляции

Юные вдовы в цепях социальных сетей,
жестокие игры хитрых детей. И от Владивостока до Гродно
похоже все так же и то же. Одна любовь, одна война, одно и тоже солнце и та же тюрьма.
Есть сотня вещей, но они не держат нас вместе.
Тем, кто всегда бросается из крайности в крайность жизнь обеспечит гнилой и бесславный конец
Слишком рано ушедшие братья. Слишком рано овдовевшие сестры
Тех, кто обрек себя на сиротство, не терзали сомненья.
Локальные войны кланов и борьба чужих самомнений.