Текст песни Раз-два-три, ветер изменится - Глава 9 отрывок 8

Исполнитель: Раз-два-три, ветер изменится
Название песни: Глава 9 отрывок 8
Дата добавления: 17.07.2016 | 04:52:00

Просмотров: 13
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

Здесь расположен текст песни Раз-два-три, ветер изменится - Глава 9 отрывок 8, перевод и видео.

Он прятался под кроватью, а отец заходил в комнату с ремнем наперевес, задирал покрывало и орал, разбрызгивая слюну: «Вылезай, тварь! Вылезай!». Он тащил его за руку: огромная лапища на тонком запястье – волок в зал, где на диване сидела мама, дрожащая от страха и боли (разбитое лицо и широкий синий след на шее). Отец тряс его за плечо и визжал: «Снимай трусы, кусок дерьма! Я сказал – снимай!». И ему приходилось; ему приходилось стаскивать с себя заштопанное дешевое белье, мокрое от ужаса, и, прижав ладони друг к другу, становиться на колени и ждать, пока воздух не рассечет первый удар. Было больно, очень больно; отец упирался ногой в его ягодицы и бил ремнем по бедрам, приговаривая: «Я тебе покажу, как гадить в постель! Я тебе покажу!..»
Мама хрипела: «Отпусти его, пожалуйста!» - но отец подходил и давал ей оплеуху, а потом еще одну, и еще одну, а была ночь, когда он, избив и его, и ее, стал снимать с нее юбку и достал из штанов член: уродливый, багровый член – и начал тыкать им ей в лицо. «Бери, сука… Бери…» - отец держал ее за волосы и быстро двигал бедрами, не обращай внимания на то, что маму тошнило.
И он помнил, помнил, помнил эту ночь, потому что поднял голову и увидел, как мама, рыдая, задыхаясь от рвоты и слез, показала ему рукой на дверь. И это был момент, когда он понял: никто не придет и не спасет его. Боль будет вечной.
Он шел в комнату, где брат, забившись в угол кровати, читал какую-то молитву и, зажмурившись, обкусывая кожу с пальцев. Брат говорил: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» - и так длилось часами, пока отец не уставал и не стаскивал мать на пол, чтобы, обозвав ее шлюхой и ударив в живот, уйти пить в ближайший паб.
Никто не помог ему. Никто не вытащил его из этого Ада.

И меня никто не вытащит. Ад внутри каждого из нас, и с годами он разгорается только ярче.
В тот вечер я впервые понял, насколько правильными и справедливыми были его действия: только смерть может избавить от вечной внутренней пустоты, от одиночества, от страданий, от непонятности. Потому что после смерти ничего нет – и он дарил людям, которых любил, этот подарок. Он освобождал их. He hid under the bed, and my father came into the room with a belt at the ready, lifted up the veil and yelling, splashing saliva: "Get out, creature! Get out! ". He pulled his hand: the huge paws on a thin wrist - dragged into the room where my mother was sitting on the couch, trembling in fear and pain (broken face and a blue mark on his neck). His father was shaking him by the shoulder and screamed: "Take off your pants, piece of shit! I said - shoot! ". And he had to; he had to pull off yourself darned cheap underwear, wet with terror, and, pressing his palms together, to kneel down and wait until the air will cut the first blow. It was painful, very painful; father rested his foot in the buttocks and thighs hitting with a belt on, saying: "I'll show you how shit the bed! I'll show you!.."
Mom grunted: "Let him go, please!" - But my father came up and gave her a slap in the face, and then another, and another, and it was night when he was beating him and it began to take off her skirt and pulled out pants member: ugly purple member - and they started poking her in the face. "Take it, bitch ... Take it ..." - his father was holding her by the hair and quickly moved his hips, do not pay attention to the fact that his mother was sick.
And he remembered, remember, remember that night, because looked up and saw my mother, sobbing, choking with vomit and tears, showed his hand on the door. And that was the moment when he realized that no one will come and save him. The pain will be eternal.
He walked into the room, where his brother, huddled in a corner of the bed, reading a prayer and eyes closed, biting the skin with your fingers. The brother said: "Please, please, please" - and so last for hours, until my father was tired and pulling off the mother on the floor, so that, calling her a whore and a punch in the stomach, drink to escape to the nearest pub.
No one helped him. No one pulled him out of this hell.

And I have no pull. Hell is inside each of us, and over the years it erupted only brighter.
That night, the first time I realized how true and fair were his actions: only death can save from eternal inner emptiness, loneliness, suffering from obscurity. Because there is nothing after death - and he gave to the people loved this gift. He freed them.