Я смотрю на себя в зеркало, и мое перекошенное, посиневшее лицо, вымазанное в темной охре, больше похоже на лицо человека, который умер несколько недель назад. Иначе как тогда объяснить, что из дыры в моей щеке показывается мелкий бисер жемчужных личинок, которые, копошась в моем рту, ненароком сыплются на пол? Как тогда объяснить, что мои опухшие черные губы пытаются что-то произнести, но слизь, которая сочится из раны в щеке, смешивается со словами и стекает внутрь трахеи? Как объяснить, что из моих красных гноящихся глаз капают жирные белесые слезы, остающиеся на лице длинными склизкими полосами? Как объяснить, что мой скошенный набок нос подтекает бурыми разводами, которые мажут майку?
Наверное, я паникую. Наверное, видя этого парня, который, протянув мне грязную руку, старается приобнять меня за плечи, я испытываю не восторг и радость от долгожданной встречи. Я испытываю страх. Я дергаю кран: брызги попадают на ноги; я запихиваю мыло внутрь рта и, просунув его почти в горло, разжевываю брусок. Мыло с запахом нарциссов на вкус как дерьмо, но, по крайней мере, это убирает вкус гнилой плоти, вкус истерики, в которую я вот-вот впаду: мне надо просто жевать, выполнять элементарные действия челюстью. Розовая пена хлопьями валится изо рта, и я, опустив в воду руки, с силой отдираю кожу. У меня очень грязные ладони, вы замечали? Въевшаяся грязь, багровые полоски кожи под ногтями – мне нужно срочно отмыться, мне нужно срочно засунуть руки под ледяную воду. Потому что мне кажется, что этими руками я убил юношу, который решил посетить меня сегодня. Мне кажется, что именно этими ладонями я забрался внутрь его живота и, пропустив через пальцы еще теплые органы, погладил его изнутри. Мне кажется, что именно эти пальцы, вымазанные в кале и крови, я засовывал внутрь своего рта и, запрокинув голову от наслаждения, медленно дрочил. И это не так далеко от истины.
Я задыхаюсь, потому что стараюсь проглотить ошметки мыла и протолкнуть кашу из слюней в свое горло, и еще частично от того, что мне очень хочется взвыть от ужаса, а я не могу себе этого позволить. Меня душит чувство глубочайшего раскаяния и вины: им нужна была моя помощь, а что же я? Я приперся вчера домой и уделил немного времени онанизму. Да, я дрочил, потому что представлял, как больно им было, как унизительно беспомощно они барахтались в собственном говне, как они кричали и рыдали от того, что хотели поскорее умереть и прекратить мучиться. О да, я чувствовал себя всемогущим. Я чувствовал, что поступал правильно, убивая их. Я слышал голос Лектера, который говорил мне: «Хороший мальчик», - и дрочил. I look at myself in the mirror, and my twisted, blue face, smeared with dark ocher, looks more like the face of a man who died a few weeks ago. Otherwise, how then can it be explained that small beads of pearl larvae appear from a hole in my cheek, which, rummaging in my mouth, inadvertently spill onto the floor? How then to explain that my swollen black lips are trying to pronounce something, but the mucus that oozes from the wound in the cheek mixes with the words and flows into the trachea? How to explain that greasy whitish tears dripping from my red festering eyes remain on my face in long slimy stripes? How to explain that my beveled nose is leaking with brown stains that smear the shirt?
I guess I'm panicking. Probably, seeing this guy who, holding out a dirty hand to me, tries to take me by the shoulders, I feel not delight and joy from a long-awaited meeting. I am afraid. I pull the faucet: the spray falls on my feet; I stuff the soap inside my mouth and, sticking it almost in my throat, chew the bar. Soap with the smell of daffodils tastes like shit, but at least it takes away the taste of rotten flesh, the taste of a tantrum that I'm about to fall into: I just need to chew, perform elementary actions with the jaw. Pink foam flakes out of my mouth, and I lower my hands into the water and peel off my skin with force. My palms are very dirty, have you noticed? Eaten up dirt, crimson strips of skin under the nails - I need to urgently wash myself, I need to urgently shove my hands under ice water. Because it seems to me that with these hands I killed a young man who decided to visit me today. It seems to me that it was with these palms that I climbed into his abdomen and, passing through his fingers still warm organs, stroked it from the inside. It seems to me that it was these fingers, smeared in feces and blood, that I stuck inside my mouth and, throwing my head back in pleasure, slowly jerked off. And it is not so far from the truth.
I am suffocating because I try to swallow the lumps of soap and push the porridge from the saliva into my throat, and partly from the fact that I really want to howl with horror, but I can not afford it. I am strangled by a feeling of deepest repentance and guilt: they needed my help, but what about me? I pinned home yesterday and spent some time on masturbation. Yes, I jerked off because I imagined how painful it was for them, how humiliatingly helpless they were floundering in their own shit, how they screamed and wept for the fact that they wanted to die as soon as possible and stop suffering. Oh yes, I felt omnipotent. I felt that I was doing the right thing by killing them. I heard Lecter’s voice telling me, “Good boy,” and jerking off.