простыми словами все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

весна
промокший от снега асфальт
не купленные билеты
туда где ты

не знаю
как мне остановиться
как перестать к тебе стремиться

эти другие такие бледные. такие блеклые. такие пустые. в извечных попытках заснуть я открываю книгу и к солнечному сплетению подкатывает тошнота. не верю. неправда. выбрасываю книгу. я не могу уснуть. раскалывается голова. я иду в кино по первому ноябрьскому снегу. в зале сквозит. холодно. на дырявом экране она и он сидят в метро. он брюнет и жжет её глазами. скучно. тошно. не верю. я не верю. я не знаю где они берут этих картонных людей и как эти люди сходят из их голов на пленку и печатные страницы. дайте мне живое.

я сижу у окна. под окном визжат дети. от их криков раскалывается голова. я думаю о ней. они мешают мне сосредоточиться. я отстраиваю её заново в своей памяти, а иначе я умру. это странно но я умру. это хроническая болезнь, метастазы, рецидивирующий рак, открывающий счет времени, с наступлением которого вся твоя жизнь вдруг начинает полностью зависеть от другого человека, как от воды, вещества или препарата. и если её нет то я не могу дышать и быть. и мне кажется никто не может но вот дети бегают под окном. у них ее нет, а они вроде живы. не понимаю. в этот полдень я, окруженный со всех сторон армией фальшивых книг , людей и фильмов, не мог существовать.

жизнь во мне заканчивалась, и мне срочно нужно было что то настоящее, что то, что касалось бы моей души. и я строю её в своей памяти. клетка за клеткой, надеясь снова закрыть ей глаза ладонями и ощутить как в ладонях мечутся бабочки. мои любимые речные глаза. шелести. шелести у меня за спиной заново. кружись по комнате в легком платье. я хочу нырнуть в твою желтую радужку и погружаться в твои мысли, как в Марианскую впадину. я сижу у окна. под окном визжат дети. и каждый визг с улицы отбивает часть ее от гранита моей памяти. я леплю её и ощущаю. так проходят дни. так проходят дни. до чего въедливы стены моей квартиры. этот запах. этот запах. её запах. что я могу рассказать о ней?

я не знаю. я не знал как описать её словами. я писал все подряд. я писал и писал. она. она это дождь. она это земля. она- это звук. она сглатывает слюну горлом в темноте. я быстро целую ее в горло, прямо вслед этому звуку, я успеваю поймать его ртом прежде чем он ускользнет куда то вниз. бесценный звук. звук маркер. звук говорящий мне что я не сошел с ума, не выдумал ее. что она живая женщина, реальна и лежит рядом.

Он покупал ей мороженное, убирал челку с глаз. Улыбался и спрашивал, что она сегодня чувствует. Говорил что волнуется и любит. Обнимал ее под дождем, и она верила ему, как верила каждому человеку, потому что жила с открытым сердцем и по другому не умела. Все было хорошо, а потом она стала плохо светить.
⠀
Она тускнела и дрожала, а когда происходили скачки напряжения и вовсе гасла. Приходилось подкручивать и стучать. Он уже не покупал ей мороженное, и не спрашивал что она чувствует. Он только все время злился. Он искал что-то в темноте, спотыкался, бился об углы и бурчал что она, черт ее дери, как обычно погасла не вовремя. Иногда он звонил и кричал - ты не светишь, черт возьми, не светишь, а мне нужен свет!

Швырял трубку. Что-то еле заметно рвалось в ней в такие моменты. Со временем его стало раздражать в ней всё. «Разве лампочка придумана не для того, чтобы светить мне?» -думал он вечерами сидя в мигающем свете. «Разве не должна она блестеть и переливаться? Разве не для этого она была куплена?»
⠀
Она видела его недовольство. Ее расстраивало. Она дрожала. Сама понимала что дрожит. Ей было неловко за свое дрожание. Ей не хотелось чтобы он грустил. Ей хотелось, чтобы было как раньше, и чтобы он покупал ей мороженное.
⠀

я тогда убрал громкость музыки совсем и слушал ветер. напиши мне пожалуйста о весне. напиши о том, что будет, когда я снова возьму тебя за руку. напиши о воде, которая скапливается у тебя в ладошке жарким днем и течет по долгим линиям. я очень, я до дрожи, хочу вспомнить. возьми да напиши.

напиши, что у тебя в душе. в голове. в сердце. под сердцем. чем ты живешь. страшно ли тебе? бывает ли тебе холодно? есть тебе с кем идти и беседовать, в то время, когда солнце маслом стекает за горизонт. хорошо ли вам говорится, открытая ли у него душа, или она спрятана за семью замками? напиши, тебе все еще нравятся такие души? напиши о маме. как там она? напиши о доме, что там цветет в саду? напиши про море и низкие облака. ты как и я так давно там не была.

напиши о чем твои сны, сколько сигарет ты выкуриваешь в день и какие теперь? напиши о странах куда ты не успела, но все еще очень хочешь, и еще что-нибудь интересное, особенное, вроде мальчишки, которого ты видела на станции из окна поезда. а потом поезд тронулся, и ваши жизни больше никогда не пересекутся. тебя все так же удивляют эти временные линии и краткие пересечения? я, знаешь, потерял форму времени. время для меня перестало быть линейным. оно теперь разбросано словно бисер по комнате и я в любой момент могу быть здесь, а могу с тобой в прошлом, а могу чуть в будущее, но там мне быть не нравится. я сколько туда не заглядывал, ни разу не встретил тебя. друзья говорят попробуй заглядывать дальше, но мне, признаюсь тебе, страшно.

я лучше в прошлом, там, где ты сидишь рядом со мной на перегретых камнях. прошел дождик. и капли с тополя над нами в цветущий пруд

помните был сентябрь и дождь моросил сутками. вы что-то кричали мне в телефонную трубку. о том, что всё невозможно. о том, что «нас» никогда не будет. о том, что ваше сердце очерчено мелом, забито старой доской, перечеркнуто, пройдено асфальтовой кладкой, что его в целом нет, что там камень, а это значит, что в ваше сердце совсем никому нельзя. я помню, вам было страшно.

знаете какой вкус у дождя когда тот, кого ты всем сердцем любишь, кричит тебе что то в трубку? знаете какой у дождя оттенок. знаете сколько оттенков случается у дождя? знаете как это, от слез не видеть цвет светофора, когда пытаешься проморгаться, но они такие густые, детские, и их так много что даже примерно невозможно разобрать чертов цвет светофора, и стоишь на пешеходном от слез беспомощно слепой. знаете как пахнет после такого дождя. знаете как всё внутри после такого дождя. знаете как после такого дождя люди смотрят тебе в глаза? кто с сочувствием, кто с испугом. такой дождь он пробирает до самой последней косточки, и ты трясешься, толи от боли, толи от холода толи от нелюбви, толи от тотальной ненужности вам, другим и самой себе.

вы ничего этого не знаете. вы никогда себя не слушали, на себя не смотрели, и с собой честно не разговаривали. на вас никто никогда не кричал, и не бросал трубки, потому что вы им этого не позволяли. от вас никто никогда не уходил, потому что вы всегда уходили раньше. вас никто никогда не предал и не ударил, потому что вы предвосхищали и били первее. вы вокруг себя выстроили железобетонные стены стерильной жизненной безопасности, и потому ничего трагического или дурного, из того что случилось со мной, с вами никогда не случалось, кроме разве лишь одного

никто никогда не касался вашего сердца по-настоящему. никто не забирался в самое его естество. и вы про это, как и про дождь, не знаете ничего.

она синтетика, суррогат и подделка. и я пьян и обдолбан этим суррогатом. я распиваю её на каждом углу, таскаю за руку по городу, кормлю её хрустящими круассанами, тону с ней в мягких креслах cinema пытаясь ощутить твой чистый, ни на что не похожий, единственный в мире вкус.

она, как всякий суррогат, дает побочки, и я просыпаюсь в лютом похмелье, депрессии, галлюцинации и панике. я сам не понял как я скатился до этого. как заменил свой чистейший наркотик, возносивший меня в небеса прямо к вратам рая на синтетический дешевый аналог от которого гниет сердце.

вчера утром заходил мой нарколог. я накинул кофту, стыдясь своих костлявых плеч и сварил ему кофе. он сказал что я выгляжу плохо. он сказал что если это будет продолжаться, мне придется ампутировать сердце, пока я весь совсем не пропал. он попросил пообещать что я завяжу. я закивал его словам но так и не завязал. я давно предал и продал свою религию.

жить здесь невыносимо. жить с людьми невыносимо. я пытаюсь бросить но город полон кладок и никогда не знаешь где. вот утро. я потягиваю свой кофе, шуршу невесть откуда взявшейся газетой на французском языке. и вдруг кто то напротив улыбается мне твоими глазами. или вот вечер и я бреду домой по вымытым дождем улицам, и вдруг кто то спрашивает у меня зажигалку, и берет её из моих рук твоими руками. и я снова падаю, и просыпаюсь в лютом похмелье, как оборотень, в ужасе и в крови, почти не помня того что вытворял ночью. а рядом лежит и сонно улыбается очередной, еле дышащий, доживающий последние минуты суррогат. слабый раствор тебя.

этот город по тебе скучает. я вот думаю что надо было больше тебя с ним фотографировать. больше линий, больше оград, больше площадей и арок, но чтобы на всех фотографиях этого города непременно была ты.

эта осень по тебе скучает. ей бы хотелось ждать тебя за углом, поливать тебя дождями, и устраивать тебе пробки задерживая в пути твоего нерадивого таксиста. осень знаешь, нынче такая злая, совсем не такая как была прежде, но все же любит тебя по своему. так. разве злые не могут по своему любить остатками сердца?

я скучаю по тебе. я вот думаю что нужно было больше тебе говорить о том, как я тебя люблю и о том, что ты значишь для меня. а еще о том, сколько в тебе красоты. сколько хрупкости и сколько к тебе во мне нежности. а еще не верить сплетням и слухам. не обижаться по пустякам. меньше с тобой ругаться, меньше в своей речи употреблять это дурацкое словосочетание «а ты», чаще тебя понимать, больше тебя слушать, бережнее к тебе спрашивать обо всем, а еще конечно крепче тебя кутать, вкуснее кормить, выяснить какой сорт чая ты все же больше любишь, это странно, но я так и не знаю. и никогда не желать ничего больше, чем плыть с тобой рядом плечо к плечу вокруг зацветшего пруда и бросать друг другу в сердце самые простые слова.

почему тогда это казалось так ничтожно мало? словно это какая то ничего не стоящая ерунда.