я вижу сон. в нём ихтиандр в цилиндре. он молча выходит в окно,в расцвете сил, как у Астрид Линдгрен. не долетев до земли, не разбросав себя кучей осколков, смолк и завис, завившись в ебучий кокон, сплетённый ручками Бога. а внизу их так много. и все они что-то хотят: зрения, пищи, зрелищ, правды, подняться с колен или встать на ноги. спев что-то о тучах, что вроде как люди они одиноки, выпью до дна, и опять световой меч в руки хватает пьяный Скайуокер. обладатель самых чистых костей, на слоне из мух мимо тайных вечерь, разных мастей, грязных страстей, он, скорее, намеренно глуп. и любой новый возглас тут обретает номерок, как пальто, это ТЮЗ, гардероб. и тут чтенья стихов Барто, после которых из одежд, увы, назад не получает ничего и никто. подземка, отшибы, в отсеках наживой совсем как не жил, тут, засев, мандражируй. полный зал и куча рук там: Горо, Громозека и Шива. серпом по жилам. и вместо рук помощи тянутся дни, тянутся кошачьи хвосты, я устал и остыл, но искра — и пылающими станут мосты они боятся, но идут сюда как в Ховрино. редут однояйцевых обликов гоблинов. стайки гиен стойко ждут провала. на всё про всё времени жутко мало. сон. в нём я не в понедельник родился, в нём все мои планы не полетели к пиздецам. вид от третьего лица. идти по ровной дороге стремно. скормлю вам злобу, как Тит Андроник детин Тавроне. сколько над всем не трясись, караван идет, а собаки лают. не нужно лить воду, чтоб видеть: это не конкурс заплаканных маек. хуйня бывает, но всё по трубе и в небо. жизнь — шалашовка, что просит грубее в недры без прений и левых реплик . те, кто вчера на чём свет, сегодня позорно с хлебом и солью. а я под ноктюрн водосточных из дома-кувшина с прошедшей кессонной. под капюшоном. вечно угрюм и, конечно же, злей, но знай: в отличие от других змей Кобра не тронет, пока ее музыка с ней I have a dream. in it is an ichthyander in a cylinder. he silently goes out the window, in his prime, like Astrid Lindgren. not reaching the ground, not scattering himself with a bunch of fragments, he fell silent and hung, curling himself into a fucking cocoon, intertwined with God's hands. and there are so many below. and they all want something: vision, food, circuses, truth, to rise from their knees or to their feet. singing something about the clouds, that it’s kind of like they are single, I’ll drink to the bottom, and again the drunk Skywalker grabs a lightsaber. the owner of the purest bones, on an elephant from flies past secret parties, of various stripes, dirty passions, he is rather intentionally stupid. and any new exclamation here takes on a number, like a coat, this is an ACE, a wardrobe. and then read Barto’s poems, after which, alas, no one gets anything back from clothes. subway, bruises, in the compartments of profit just like I did not live, here, sowing, mandrave. a full hall and a bunch of hands there: Goro, Gromozek and Shiva. sickle in the veins. and instead of helping hands, days are dragging on, cat's tails are stretching, I’m tired and cool, but the spark - and the bridges will become flaming, they’re afraid, but they’re coming here like in Khovrino. redoubt of identical goblin faces. flocks of hyenas steadily await failure. everything about everything is terribly small. sleep. in it I was not born on Monday, in it all my plans did not fly to my fuckers. third person view. go on a flat road dumbly. feed you anger, as Tit Andronic detin Tavrone. no matter how much you shake everything, the caravan goes on, and the dogs bark. no need to pour water to see: this is not a tear-shirt competition. bullshit happens, but everything is through the pipe and into the sky. life - a hut that asks rudely in the bowels without debate and left-wing remarks. those who were born yesterday are shameful with bread and salt today. and I'm under the nocturne of the gutters from the house-jug with the past caisson. under the hood. forever gloomy and, of course, angry, but know: unlike other snakes, the Cobra will not touch until her music with her