По весне сердца лечить могут даже не врачи, Лишь во землю во родную воротились бы грачи. Только тут у нас война, и мы пьем ее до дна, А в краю далеком этом лишь по дембелю весна. Только тут у нас война, и мы пьем ее до дна, А в краю далеком этом лишь по дембелю весна.
На душе почти всегда холода и холода. Не согреться, не оттаять. Зябнут души у солдат. Лишь во снах у шурави запах марта и любви, А в краю далеком этом март замешан на крови. Лишь во снах у шурави запах марта и любви, А в краю далеком этом март замешан на крови.
Солнце нас сжигает в прах, тает крем на сапогах, И "песочка" просолилась, а сердца лежат в снегах. Только вера не покинь, только, боже, помоги. Чтоб в краю далеком этом не замерзнуть от тоски. Только вера не покинь, только, боже, помоги. Чтоб в краю далеком этом не замерзнуть от тоски.
Нас бросают в жернова, льют высокие слова. Чтобы память захлебнулась вкусом смерти и бравад. А когда вернемся мы из хронической зимы, То предписано нам будет память водкою промыть. А когда вернемся мы из хронической зимы, То предписано нам будет память водкою промыть. PRIVAL
In the spring of the heart can not even treat doctors Only the rooks would return to their native land. Only here we have a war, and we drink it to the bottom, And in the edge of this far only spring is for demobilization. Only here we have a war, and we drink it to the bottom, And in the edge of this far only spring is for demobilization.
The soul is almost always cold and cold. Do not warm up, do not thaw. Soul souls from soldiers. Only in dreams of the smell of March and love, And in the land of this far March is mixed with blood. Only in dreams of the smell of March and love, And in the land of this far March is mixed with blood.
The sun burns us to dust, melts the cream on the boots, And the "sand" is salted, and the hearts lie in the snow. Just do not forsake faith, only, God help me. So that in the edge of this distant not to freeze from anguish. Just do not forsake faith, only, God help me. So that in the edge of this distant not to freeze from anguish.
We are thrown at the millstones, pour high words. To memory choked with the taste of death and bravado. And when we return from a chronic winter, That is prescribed to us memory will be washed with vodka. And when we return from a chronic winter, That is prescribed to us memory will be washed with vodka.