Он здесь бывал: еще не в галифе - в пальто из драпа; сдержанный, сутулый. арестом завсегдатаев кафе покончив позже с мировой культурой, он этим как бы отомстил (не им, но времени) за бедность, униженья, за скверный кофе, скуку и сраженья в двадцать одно, проигранные им.
И время проглотило эту месть. теперь здесь людно, многие смеются, гремят пластинки, но пред тем, как сесть за столик, как-то тянет оглянуться.
Везде пластмасса, никель -- все не то; в пирожных привкус бромистого натра. порой, перед закрытьем, из театра он здесь бывает, но инкогнито.
Когда он входит, все они встают. одни -- по службе, прочие -- от счастья. движением ладони от запястья он возвращает вечеру уют.
Он пьет свой кофе -- лучший, чем тогда, и ест рогалик, примостившись в кресле, столь вкусный, что и мертвые "о да!" воскликнули бы, если бы воскресли. He has been here: not yet breeches - in a coat of thick woolen cloth; discreet, round-shouldered. arrest cafe regulars ending later with the world culture, it is this sort of revenge (not them, but the time) for the poverty, humiliation, for bad coffee, boredom and battles twenty-one, lost to them.
And this time swallowed revenge. Now here is crowded, many laughs, plates rattle, but before sitting down for table, somehow drawn look.
Everywhere plastic, nickel - all wrong; in cakes taste of sodium bromide. sometimes, before the closing of the theater He is here, but incognito.
When he enters, they all rise. one - the service, the other - with happiness. movement of the palm from wrist He returned in the evening comfort.
He drinks his coffee - better than it was then, and eating a bagel, perched on a chair, so delicious, that the dead are "oh yeah!" I would have cried if resurrected.