Я только малость объясню в стихе — На всё я не имею полномочий... Я был зачат, как нужно, во грехе — В поту и в нервах первой брачной ночи.
Я знал, что, отрываясь от земли, Чем выше мы, тем жёстче и суровей; Я шёл спокойно — прямо в короли И вёл себя наследным принцем крови.
Я знал — всё будет так, как я хочу. Я не бывал внакладе и в уроне. Мои друзья по школе и мечу Служили мне, как их отцы — короне.
Не думал я над тем, что говорю, И с лёгкостью слова бросал на ветер. Мне верили и так, как главарю, Все высокопоставленные дети.
Пугались нас ночные сторожа, Как оспою, болело время нами. Я спал на кожах, мясо ел с ножа И злую лошадь мучил стременами.
Я знал — мне будет сказано: "Царуй!" — Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег. И я пьянел среди чеканных сбруй, Был терпелив к насилью слов и книжек.
Я улыбаться мог одним лишь ртом, А тайный взгляд, когда он зол и горек, Умел скрывать, воспитанный шутом. Шут мёртв теперь: "Аминь!" Бедняга Йорик!..
Но отказался я от дележа Наград, добычи, славы, привилегий: Вдруг стало жаль мне мёртвого пажа, Я объезжал зелёные побеги...
Я позабыл охотничий азарт, Возненавидел и борзых и гончих, Я от подранка гнал коня назад И плетью бил загонщиков и ловчих.
Я видел — наши игры с каждым днём Всё больше походили на бесчинства. В проточных водах по ночам, тайком Я отмывался от дневного свинства.
Я прозревал, глупея с каждым днём, Я прозевал домашние интриги. Не нравился мне век и люди в нём Не нравились. И я зарылся в книги.
Мой мозг, до знаний жадный как паук, Всё постигал: недвижность и движенье, — Но толка нет от мыслей и наук, Когда повсюду — им опроверженье.
С друзьями детства перетёрлась нить. Нить Ариадны оказалась схемой. Я бился над словами — "быть, не быть", Как над неразрешимою дилеммой.
Но вечно, вечно плещет море бед, В него мы стрелы мечем — в сито просо, Отсеивая призрачный ответ От вычурного этого вопроса.
Зов предков слыша сквозь затихший гул, Пошёл на зов, — сомненья крались с тылу, Груз тяжких дум наверх меня тянул, А крылья плоти вниз влекли, в могилу.
В непрочный сплав меня спаяли дни — Едва застыв, он начал расползаться. Я пролил кровь, как все. И, как они, Я не сумел от мести отказаться.
А мой подъём пред смертью есть провал. Офелия! Я тленья не приемлю. Но я себя убийством уравнял С тем, с кем я лёг в одну и ту же землю.
Я Гамлет, я насилье презирал, Я наплевал на Датскую корону,— Но в их глазах — за трон я глотку рвал И убивал соперника по трону.
А гениальный всплеск похож на бред, В рожденье смерть проглядывает косо. А мы всё ставим каверзный ответ И не находим нужного вопроса.
1972 My Hamlet (I'll explain a little in verse ...)
I will explain only a little in the verse - I do not have the authority to do anything ... I was conceived as necessary in sin - In the sweat and nerves of the wedding night.
I knew that, coming off the ground, The higher we are, the stiffer and sterner; I walked calmly - right into the kings And behaved himself as the crown prince of blood.
I knew - everything will be as I want. I have not been in vain and in the loss. My friends on school and sword They served me like their fathers - crowns.
I did not think what I was saying, And with ease he threw the words into the wind. They believed me as they did the leader, All high-ranking children.
The night watchmen were afraid of us, As a smallpox, time hurt us. I slept on the skins, I ate meat from the knife And the evil horse tormented by stirrups.
I knew - I will be told: "Tsaruy!" - Stamp on my forehead rocked me with a birth. And I got drunk among the chased collectors, He was patient with the violence of words and books.
I could only smile with my mouth, A secret look, when he is angry and bitter, I knew how to hide, brought up by a jester. The Jester is now dead: "Amen!" Poor Yorik! ..
But I refused to share Awards, booties, fame, privileges: Suddenly I began to feel sorry for the dead page, I went around green shoots ...
I forgot hunting excitement, Hated both greyhounds and hounds, I drove the horse back from the house And he beat beaters and hunters with a whip.
I saw our games every day It was more like an outrage. In flowing waters at night, secretly I washed myself of the day's swinishness.
I became aware, stupid every day, I missed home intrigues. I did not like the age and people in it Did not like. And I buried myself in books.
My brain, to knowledge as greedy as a spider, Everything comprehended: motion and movement, - But there is no sense of thought and science, When everywhere - they refute.
With friends of childhood the thread was rubbed. The thread of Ariadne turned out to be a scheme. I fought over the words "to be, not to be", Like an insoluble dilemma.
But eternally, eternally the sea of troubles spits, In him we arrows sword - in a sieve millet, Sifting the ghostly answer From the pretentious question.
Call of ancestors hearing through a hushed rumble, He went to the call, - doubts crept from the rear, The load of heavy thoughts went upward, And the wings of the flesh were dragged down to the grave.
In a fragile raft I was soldered by days - Hardly frozen, he began to crawl away. I shed blood like everyone else. And, like them, I could not refuse revenge.
And my rise before death is a failure. Ophelia! I do not accept corruption. But I called myself a murder With who I was with in the same land.
I'm Hamlet, I despised violence, I did not care about the Danish crown, - But in their eyes - for the throne I throat tore And he killed the rival on the throne.
A brilliant splash is like nonsense, In the birth of death skips obliquely. And we all put a tricky answer And we do not find the right question.