11 100Одиннадцать сто.
Светлой памяти Валеры Гусева
Мы с циклоном сыграли вничью:
позади дождей маята.
И вот он я – красиво лечу,
хоть не птица, какое там.
Изумрудный городБархатное сердце
оказалось набитым грубым песком.
Лев из крутого перца
стал, спившись, снова трусливым львом.
Острый ум Страшилы
стащила ловких портняжек рать.
И ладно бы что пошили,
а то – цитировать.
О бедах российскихЕду, еду старой русскою бедой,
и качает организм мой и трясёт.
Не подвижник и – тем паче – не святой,
но надеюсь заглянуть за горизонт.
И пусть ноги с головою не в ладах,
но протру стекло, и, словно по весне,
из-под снега возникают города
и уходят, деревянные, под снег.
Песня про Андреаполь Нижеследующий текст несколько отличается от авторского исполнения. Ну что ж - это право автора! Мне тот, что поётся, нравится больше.
Повисли капли на брезентовых чехлах,
и командир опять с утра на всех сердит,
и так навяз контроль готовности в зубах,
так надоел, что «аж под мышками свербит».
Опять в Анталии жара и мёртвый штиль,
и листья пальм на солнце глянцево блестят,
Пока латают парусаОпять латают паруса
на нашей непутёвой шхуне.
Опять старательный пассат
лишь надувает щёки втуне.
Подмокли порох и табак
и опротивел ром до колик,
а нам не вырваться никак, -
кабак, бордель и вновь кабак, -
Рванул рубаху на груди...Рванув рубаху на груди,
дрожащим грохотом разлёта
уходят в небо самолёты,
пытаясь утро разбудить.
Их изначально путь высок,
их синева слепяще манит,
они таранят небо лбами,
форсажный ощутив рывок.
Тень на облакахКто видел свою тень на облаках,
Тот навсегда причастен к тайнам неба.
Пасутся в пышных, облачных лугах
Отары самолётов гладкотелых.
Им нравится купаться в синеве,
В делах людских они не понимают
И от тоски безмолвно умирают,
Коль долго остаются на земле.