Текст песни Вера Полозкова - Катя
Просмотров: 45
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Здесь расположен текст песни Вера Полозкова - Катя, перевод и видео.
Рослый бармен с серьгой ремесло свое знает четко и улыбается ей хитро. У Кати в бокале сироп, и водка, и долька лайма, и куантро. Не хмелеет; внутри коротит проводка, дыра размером со все нутро.
Катя вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим. Вот же время было, теперь, гляди-ка, ты одинока, как Белый Бим. Одинока так, что и выпить не с кем, уж ладно поговорить о будущем и былом. Одинока страшным, обидным, детским – отцовским гневом, пустым углом.
В бокале у Кати текила, сироп и фреш. В брюшине с монету брешь. В самом деле, не хочешь, деточка – так не ешь. Раз ты терпишь весь этот гнусный тупой галдеж – значит, все же чего-то ждешь. Что ты хочешь – благую весть и на елку влезть?
Катя мнит себя Клинтом Иствудом как он есть.
Катя щурится и поводит плечами в такт, адекватна, если не весела. Катя в дугу пьяна, и да будет вовеки так, Кате хуйня война – она, в общем, почти цела.
У Кати дома бутылка рома, на всякий случай, а в подкладке пальто чумовой гашиш. Ты, Господь, если не задушишь – так рассмешишь.
***
У Кати в метро звонит телефон, выскакивает из рук, падает на юбку. Катя видит, что это мама, но совсем ничего не слышит, бросает трубку.
***
Катя толкает дверь, ту, где написано «Выход в город». Климат ночью к ней погрубел. Город до поролона вспорот, весь желт и бел.
Фейерверк с петардами, канонада; рядом с Катей тетка идет в боа. Мама снова звонит, ну чего ей надо, «Ма, чего тебе надо, а?».
Катя даже вздрагивает невольно, словно кто-то с силой стукнул по батарее: «Я сломала руку. Мне очень больно. Приезжай, пожалуйста, поскорее».
Так и холодеет шалая голова. «Я сейчас приду, сама тебя отвезу». Катя в восемь секунд трезва, у нее ни в одном глазу.
Катя думает – вот те, милая, поделом. Кате страшно, что там за перелом.
Мама сидит на диване и держит лед на руке, рыдает. У мамы уже зуб на зуб не попадает. Катя мечется по квартире, словно над нею заносят кнут. Скорая в дверь звонит через двадцать и пять минут. Что-то колет, оно не действует, хоть убей. Сердце бьется в Кате, как пойманный воробей.
Ночью в московской травме всё благоденствие да покой. Парень с разбитым носом, да шоферюга с вывернутой ногой. Тяжелого привезли, потасовка в баре, пять ножевых. Вдоль каждой стенки еще по паре покоцанных, но живых.
Ходят медбратья хмурые, из мглы и обратно в мглу. Тряпки, от крови бурые, скомканные, в углу.
Безмолвный таджик водит грязной шваброй, мужик на каталке лежит, мечтает. Мама от боли плачет и причитает.
Рыхлый бычара в одних трусах, грозный, как Командор, из операционной ломится в коридор. Садится на лавку, и кровь с него льется, как пот в июле. Просит друга Коляна при нем дозвониться Юле.
А иначе он зашиваться-то не пойдет.
Вот ведь долбанный идиот.
Все тянут его назад, а он их расшвыривает, зараза. Врач говорит – да чего я сделаю, он же здоровее меня в три раза. Вокруг него санитары и доктора маячат.
Мама плачет.
Толстый весь раскроен, как решето. Мама всхлипывает «за что мне это, за что». Надо было маму везти в ЦИТО. Прибегут, кивнут, убегут опять.
Катя хочет спать.
Смуглый восточный мальчик, литой, красивый, перебинтованный у плеча. Руку баюкает словно сына, и чья-то пьяная баба скачет, как саранча.
Катя кульком сидит на кушетке, по куртке пальчиками стуча.
К пяти утра сонный айболит накладывает лангеты, рисует справку и ценные указания отдает. Мама плакать перестает. Загипсована правая до плеча и большой на другой руке. Мама выглядит, как в мудацком боевике.
Катя едет домой в такси, челюстями стиснутыми скрипя. Ей не жалко ни маму, ни толстого, ни себя.
... Katya plows for a week between the sleek women, to the reduced cheekbones. On Friday night, Katya comes to the pub and sits on the bar stool. Katya asks for food and two shots of whiskey, fifty each. Katya is blacker than a frying pan, and looks around like a living emery, holding her neck at the same time as if they were hanging on it.
The tall bartender with an earring knows his craft clearly and smiles at her slyly. Katya has syrup in her glass, and vodka, and a slice of lime, and Cointreau. Doesn't get drunk; the wiring is shorting inside, a hole the size of the entire interior.
Katya recalls how cramped, funny and wild it is when you are loved by someone. That was the time, now, look, you are lonely, like White Bim. So lonely that there is no one to drink with, it's okay to talk about the future and the past. Lonely with a terrible, offensive, childish - fatherly anger, an empty corner.
Katya's glass contains tequila, syrup and fresh juice. There is a gap in the peritoneum with a coin. Indeed, if you don’t want to, dear, don’t eat like that. Since you put up with all this vile stupid noise, it means that you are still waiting for something. What do you want - the good news and climb the tree?
Katya fancies herself Clint Eastwood as he is.
Katya squints and shrugs her shoulders in time, adequate, if not cheerful. Katya is drunk in an arc, and may it be like this forever, Katya fucking war - she, in general, is almost intact.
Katya has a bottle of rum at home, just in case, and in the lining of her coat is crazy hashish. You, Lord, if you do not strangle, you will make me laugh.
***
Katya's phone rings on the subway, jumps out of her hands, falls on her skirt. Katya sees that this is mom, but hears nothing at all, hangs up.
***
Katya pushes on the door, the one where it says "Exit to the city." The climate became coarse at night. The city is ripped up to the foam rubber, all yellow and white.
Fireworks with firecrackers, cannonade; next to Katya, the aunt goes to the boa. Mom calls again, well, what does she want, "Ma, what do you want, huh?"
Katya even shudders involuntarily, as if someone hit the battery with force: “I broke my arm. It's too painful for me. Please come as soon as possible. "
So the crazy head grows cold. "I'll come right now, I'll take you myself." Katya is sober in eight seconds, she has no eyes.
Katya thinks - these are the right ones, dear. Katya is scared what the fracture is.
Mom is sitting on the couch and holding ice on her hand, crying. Mom already does not get a tooth on a tooth. Katya rushes about the apartment, as if a whip is being brought over her. The ambulance rings the doorbell in twenty and five minutes. Something pricks, it doesn't work, for the life of me. Katya's heart beats like a trapped sparrow.
At night in the Moscow trauma all prosperity and peace. A guy with a broken nose, and a chauffeur with a twisted leg. They brought a heavy one, a fight in a bar, five knives. Along each wall there are a couple of dead, but alive.
Gloomy nurses walk, from the darkness and back into the darkness. Rags, brown with blood, crumpled in the corner.
A silent Tajik drives a dirty mop, a man lies on a gurney, dreams. Mom is crying in pain and wailing.
A loose bullhead in some shorts, formidable as the Commander, bursts from the operating room into the corridor. He sits on the bench, and the blood pours from him like sweat in July. Asks friend Kolyan to call Yulia in front of him.
Otherwise, it will not work to sew up.
That's a fucking idiot.
Everyone pulls him back, and he throws them away, infection. The doctor says - but what will I do, he is three times healthier than me. Around him, orderlies and doctors loom.
Mom is crying.
The fat one is cut out like a sieve. Mom sobs "why do I need it, why." I had to take my mother to CITO. They will come running, nod, and run away again.
Katya wants to sleep.
A swarthy oriental boy, cast, handsome, bandaged at the shoulder. He cradles his hand like a son, and someone's drunk woman jumps like locusts.
Katya sits in a bag on the couch, fingers tapping on her jacket.
By five in the morning, a sleepy aibolite puts on splints, draws a certificate and gives valuable instructions. Mom stops crying. Plaster cast up to the right shoulder and a large one on the other arm. Mom looks like a fucking action movie.
Katya drives home in a taxi, her jaws clenched, creaking. She does not feel sorry for her mother, nor the fat man, nor herself.
...
Скачать
