Текст песни Сицилия - Как всё было.
Просмотров: 25
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Здесь расположен текст песни Сицилия - Как всё было., перевод и видео.
Где устье этой шумной и бурной реки,
То я вам отвечу; открою все эти чертовы карты:
Мы были молоды, а мысли наши легки.
Вы, наверное, конечно же, захотите знать, насколько там он был крутой,
Дарил ли кольца с бриллиантами, ну или тачки...
А я вам отвечу: он был совершенно простой,
И у него было сердце. А у меня - пуанты и белоснежная пачка.
У нас был просторнейший зал в конце старенькой улочки на окраине города, справа по тротуару,
Там чистейшие зеркала во всю длину стен, белые потолки, тусклый свет.
Это искусство, на самом деле, свалилось мне с неба, знаете, досталось даром;
Он говорил, балерины на свете прекраснее нет.
Он говорил, и замолкали разом все звуки в сущих и даже несущих мирах,
Только музыка оставалась с нами, пронзала нас острием Ахиллесова копья,
Он становился немного поодаль, и отражаясь во всех зеркалах,
Руки вскидывал вверх и говорил мне:
"Делай как я."
И мне было больше не о чем просить всемогущего Бога,
Не о чем просить его снизойти,
Лишь о том, чтобы моя дорога
Однажды стала частью его пути.
Он говорил, искусству нужно отдаться поперёк и вдоль,
Включал музыку громче. Она проходила сквозь тело,
Проникая в то бессознательное, до чего просто так вот дойти нельзя,
Я переполнялась. Выполняла божественный кабриоль.
Я наблюдала за ним, искала встречи глаз его в отраженье зеркал,
Он говорил мне: «Камбрэ.» И я изгибалась, немного скользя.
Говорил, что такую чудесную балерину он, кажется, только и ждал,
Что всю жизнь он меня искал.
И музыка заполняла собой все пространство зала, города,
И, кажется, всей моей бесконечной души.
И он повторяет: «Бризе. Алонже.»
Он статный, высокий; он гордый,
И он кричит мне: «Глубоко! Глубоко дыши!»
И я глубоко дышала, воздух жадно глотая ртом,
Как и потом, когда глубоко становилось жить,
Разделяя с ним ложе,
Как душу ему отдавая потом…
Наша любовь случилась самой прекрасной на свете,
Чистой, как вода в роднике,
Нежной, как руки матери перед сном;
Мы мечтали, какие у нас будут дети…
Я выбегала на улицу налегке,
Под старым бардовым зонтом,
И опоздать до смерти боялась, не успеть в назначенный час;
Мы любили так, как никогда и никто до нас.
И каждый раз я летела к нему ан лер,
Чтоб сказать ему, как он мной безгранично любим,
Что я жить без него уже никогда не смогу,
Что вся жизнь лишь была подготовкой ко встречи с ним,
Как глиссад –
Подготовка к большому прыжку.
И он ждал меня на пороге – разделял только маленький палисад;
Я кидалась к нему на шею, он хватал меня на руки,
Сонный, уютный и теплый, с запахом синей небесной вышины.
Я поливала его цветы; он готовил мне завтраки.
Жизнь, казалось, одна сплошная, длинная небылица,
Я в то лето совершенно разучилась думать, осознавать,
Все и всё перестали мне быть важны.
Он был мой Учитель, а я его Ученица.
Он учил меня двигаться, покоряться, дышать, кричать; все до конца отдавать.
Я учила его обладать.
Он считал: «Один, два, три, четыре…
Внимательней! Гранд батман.»
И душа моя становилась как будто шире,
И хотелось покориться его словам.
И хотелось, чтоб он шептал мне в ночи, под луной:
«Ты моя, я тебя никому не отдам,
Ты моя, и навек ты будешь со мной.»
Я была с ним навек. Мы прожили эту вечность.
Вечность, знаете, как и все на свете имеет срок,
Наша длилась на три дня дольше, чем длится лето;
Так решили, наверное, на небе где-то -
Он ушел. Он больше остаться не мог.
Он был нежен и легок, шаги его невесомы,
Пальцы длинны, волосы черны, как смоль, кудрявы,
Ресницы густы.
Мне в нём всё казалось таким знакомым,
Словно я давно уж бывала с ним рядом,
Словно у наших судеб один автор, одни листы.
Когда он умирал, я стояла рядом, у изголовья.
Он сжимал мою руку не то, что до боли – до онеменья,
Дышал тяжело, «любимая» мне хрипел.
А вы говорите, это бана And if you ask how everything was, where it took its starts,
Where is the mouth of this noisy and turbulent river,
That I will answer you; I'll open all these damn cards:
We were young, and our thoughts were easy.
You probably, of course, want to know how cool he was,
Whether gave rings with diamonds, well, or cars ...
And I will answer you: it was completely simple,
And he had a heart. And I have - pointe shoes and snow-white tutu.
We had a spacious hall at the end of an old street on the outskirts of the city, to the right of the pavement,
There are the cleanest mirrors in the entire length of the walls, white ceilings, dim light.
This art, in fact, came down to me from the sky, you know, was in vain;
He said the ballerina in the world is no more beautiful.
He spoke, and at once fell silent all sounds in real and even bearing worlds,
Only the music remained with us, pierced us with the point of the Achilles spear,
He became a little distance, and reflected in all mirrors,
Hands threw up and told me:
& quot; Do as I do. & quot;
And I had nothing more to ask the almighty God,
There is nothing to ask him to condescend,
Just to make my way
Once became part of his journey.
He said, art needs to surrender across and along,
Turned on the music louder. She passed through the body,
Penetrating into that unconscious, to which it is impossible to walk just like that,
I was overwhelmed. Performed divine gig.
I watched him, looked for meeting his eyes in the reflection of mirrors,
He told me: "Cambrai." And I was curving, slipping a little.
He said that he seemed to be just waiting for such a wonderful ballerina
That all his life he has been looking for me.
And the music filled the whole space of the hall, the city,
And, it seems, of all my infinite soul.
And he repeats: “Breeze. Alonge. "
He is stately, tall; he is proud
And he shouts to me: “Deep! Breathe deeply! ”
And I breathed deeply, gasping for air in my mouth,
Like then, when life became deep,
Sharing a bed with him
As a soul, giving him sweat ...
Our love happened to be the most beautiful in the world
Clean, like water in a spring,
Gentle, like mother's hands before bedtime;
We dreamed of what kind of children we would have ...
I ran out lightly,
Under the old burgundy umbrella,
And she was afraid to be late to death, not to be in time at the appointed hour;
We loved as never before anyone.
And every time I flew to him an enler,
To tell him how he is infinitely loved by me,
That I could never live without him
That all life was just preparing for a meeting with him,
How glide slope -
Preparing for the big jump.
And he was waiting for me on the doorstep - he shared only a small palisade;
I rushed to his neck, he grabbed my arms,
Sleepy, cozy and warm, with the smell of blue heavenly height.
I watered his flowers; he cooked me breakfast.
Life seemed to be one solid, long fiction,
That summer I completely forgot how to think, to realize
Everything and everyone has ceased to be important to me.
He was my teacher, and I was his student.
He taught me to move, to submit, to breathe, to scream; give everything to the end.
I taught him to possess.
He considered: “One, two, three, four ...
Careful! Grand Batman. ”
And my soul became as if wider,
And I wanted to submit to his words.
And I wanted him to whisper to me in the night, under the moon:
"You are mine, I will not give you to anyone,
You are mine, and you will be with me forever. "
I was with him forever. We have lived this eternity.
Eternity, you know, like everything in the world has a term,
Ours lasted three days longer than the summer lasts;
So decided, probably in the sky somewhere -
He left. He could no longer stay.
He was gentle and light, his steps weightless,
Fingers are long, hair is pitch black, curly,
Eyelashes are thick.
It all seemed so familiar to me
As if I had been with him for a long time,
As if our destinies have one author, one sheet.
When he was dying, I stood beside the head of the bed.
He squeezed my hand is not that to the pain - to numbness,
He was breathing hard, "loved" wheezed to me.
And you say this is a ban
Скачать
