Кооператив Ништяк все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Живем на улице рекламных плакатов,
Мы идем непохожие на эти плакаты.
Мы скорее похожи на снег, он с нами -
Ведь мы также хладны и нас топчут ногами.
Мы, конечно, могли бы встать в полный-полный рост -
Но даже тогда нам не дотянуть до звезд.
Только это вообще-то не настолько важно, ведь
Будущего нет!

А на рассвете звезды утащат в небо тебя,
Чтобы ты не проснулся, чтобы ты умер любя -
Хотя бы свой сон, в который еще не успел войти,
Холодный клинок солнца, который ждет впереди твой дом,
Который ты строишь, а может быть - нет
Да здравствует праздник на час, а потом ослепляющий свет
Унесет всех нас в холодное небо весны
И на горе принесут свои жертвы заупокой колдуны.

Абстракция стаи в решетку вложила стебли,
Бетонные плиты воссоединяются с небом,
Вечерняя роща опасна для слабонервных.
Купи контрабандой винчестер - отстреливаться от венгров.

А листья растений гниют у тебя под ногами,
Не бойся обжечься - потрогай небо руками.
Ведь скоро Сочельник надует осенним ветром.

Так вот она, какая жизнь веселая настала
Упала искра на поля, и занялись пожары
На улице - погоны, а по домам - иконы
Я спрячу в подземелье кусок своей короны.

А время тянет сок из вен, корежит мрачно доски
И небо падает с утра горячим талым воском
На улице - погоны, веревки и патроны

Если я пожелтею и китайцем безумным стану
Разнесутся по свету перья непонятных народу песен
И тогда дух Ли Бо похмельный в мою дверь поутру заглянет
Не скудеют вина запасы, значит долго мы будем вместе
Значит долго мы будем рядом бороздить винила изгибы
Легкий пепел в мой череп ляжет и останется там до бури
Мы с тобою пойдем победно по истлевшим от времени книгам
Мудрецы не живут сегодня, мудрецы прошлым летом уснули

В волшебном замке Мальдорор
Есть голубая фея сна
Она прекрасна и нежна
И ловит мертвых птиц

Ее названье Аннабель
И на концах ее ресниц
Гирлянда строгих детских лиц

Бесконечностью сны задушены,
Растворят нас квартиры душные,
Принесут в песке ветры южные
Острый запах восточных кушаний.

Молча ткут мишень
В серебре пустынь
Пауки аравийской пустоши

Не спится аргонавтам в соломенных гробах
Есть маленькие радости в суровую годину -
Заводятся микробы в пластмассовых зубах,
Сломали репу обухом насильники Мальвине

А утром по вторникам падает снег и Мартин пьет...

Оранжевые стены, зеленый потолок

Остается лишь снег, мокрый снег,стрем и грязь
И поход в беспредел, и в нирвану упасть,
И в квадратную ночь, что течет по стеклу
Молча грозно глядеть всеми дырами глаз...
Расстрелять бы всех вас!

А в карманах давно голод дыры проел
Вот теперь и оттяг и поход в беспредел.

Зеленая кровь растений Блаватской дарила силы,
Она выжигала руны на стареющем теле огнем,
Обыденность отражений в неправильном зеркале мира
Навсегда искажает нежность, живущую в сердце моем.

Носильщики носят вещи - гробы, коляски и книги
К их помощи обратившись, Кандинский спалит свой дом
Блаватская пишет письма в Иерусалим Марии,

Родная природа
Тяжелыми каплями падает в море.
И ты в этом море
Катаешь на волнах последнюю волю
Господа своего светлого,
Мертвого и бесценного.

Бог мертв!

Танцуют абстрактные тени
Н а барельефе лица
Перерождается в золото
Мягкая плоть свинца

Ягодное печенье.
Времени больше нет.
Ниточкой благовоний льется

Очнись и засветись, забор чугунный!
Спой ржавым басом мантры берендеев
С той стороны асфальта ночью лунной
К нам постучится Митя Менделеев.

А мы варили странный черный кофе
Взаимностью на стук не отвечая,
Мы безразличны к мукам на Голгофе,

Свет зажжённых фар, факелы, кинжалы, люди в колоннах.
Бродит, страдает, не спит душа покойного Адольфа.
Она несёт с собой издалека тяжёлую поступь штурбан-отрядов,
Она вселяет в души страх нордической мощью военных парадов.

Прочитай по рунам, эта магия кончится днём,
Прочитай по рунам, пока их не залило огнём.
Браун Шухер!

Луна качалась над волнами
А бриг летел во тьму, когда
Тень рока пролегла меж нами
И разлучила навсегда.

Остались за кормой надежды
И дни блаженства навсегда.
Одна луна горит, как прежде,

Проявились гурии, серые как трещины
Изменили магией внутренность и внешность.
Кушай, друг мой ситцевый, вяленого лещика
Соскребай с реальности чешуи поверхность.

Томно дождик крякает по кристаллам разума
Здесь не растворяется, там не исчезает
Камни кастаньетами бряцают за пазухой

За окнами ночь, стужа и лед,
Но от времени мы убежали вперед.
Ты помнишь те квартиры, на которых мы были вдвоем?
Но сегодня начало тоскливых дней,
Тёмной эры зимы в паутине теней.
Наверное, есть бог, которому мы будем нужней...

Когда все понастроят себе гробов,

Чужие звёзды, согрейте нас!
Патрон в обойму и свет погас.
Родные дети твоей страны
В подвалах SD никогда не дождутся весны.

Пивные путчи, в ноябрьский час
Костры Рейхстага в ночи трещат.
Родные дети твоей страны

С детства учили, что есть беднее нас -
Они где-то там...
И нужно жалеть их, ведь им очень плохо,
Жалеть их, укрывшись в бетонных домах,
Жалеть их размеренной жалостью нашей,
Чтоб всем понемногу хватило им,
Чтоб сели на шею нам, наплакавшись вволю,
И, свистнув кнутом, погнали нас в Рим.

Мы открыли глаза, а небо уже так близко над головой,
Дети, рождаясь в серых домах, пили мертвую воду.
Когда солнце падало вниз, объявляли ночной покой,
А все, что было потом - молчаливые стены свидетели нам
В этих домах, где так по детски тепло.
В этих домах, где есть белый сон
На мертвых кострах.

Не спи, тебя могут убить на рассвете
Черные карлики, злобные дети
И погребальные танцы на суше
Освобождают погибшие души
Для вечного плаванья в красных морях
Крови, где будет топить их наш страх
Какие тяжелые стены в потусторонних мирах!

На закате завоет ведьма, на рассвете умрет ребенок
Наблюдает за миром смертных череп луны голодной
Меднокрылый осенний ветер в мыслях светел и голосом звонок
Просквозит мое гордое сердце еще одной траурной одой...

Томный звон серебра слезинок оплетает лицо цепочкой.
Я на верность иному миру обменяю реальность счастья,
Черной Магией обвенчаюсь с рано умершей ведьминой дочкой,

Сегодня раздача слонов
Попав на нее - крепись
Твое имя - Ослиный Нос
По профессии - террорист
Ровно в полночь ослепший дом
Впишет тело твое в карниз
И в Швейцарию звездный бриз
Унесет, как сгоревший лист.

Сегодня раздача слонов
Попав на нее - крепись
Твое имя - Ослиный Нос
По профессии - террорист
Ровно в полночь ослепший дом
Впишет тело твое в карниз
И в Швейцарию звездный бриз
Унесет, как сгоревший лист.

Такое никогда не испортится,
Не забрезжит рассветом ночь.
И ты ждёшь, когда всё это кончится,
Когда всё поворотится прочь.
Катафалки на улицах с грохотом
Исполняют симфонии Моцарта
И бредовыми монстрами Гофмана
Из земли появляются карлики.

Падали камни с неба весной,
Трубы гудели от воплей ослов.
И ослепленные их красотой
Карлицы лезли сквозь иглы кустов.

Карлицы лезли, а вечер синел
Ромом гаванским, мерзким на вкус.
"Вот и остался я не у дел," -

Когда я вернусь домой, не забудь поставить мне крест
И не забудь захлопнуть мой склеп.
Когда эта кровь сгниет во мне, чтоб мешать мне во сне,
Я забыл бы дорогу к тебе,
Если б не было ветра в моей голове.

И пусть этот дождь такой простой
И у всех на губах

Как перед грозой тучи хмурятся
Долгим был поход по стеклянным улицам
Снегом тает сон, остаётся грусть
Я с небес к тебе больше не вернусь...

Выпьешь крепкий чай, выйдешь в серый дым
День тебе споёт голосом моим
А в стекле шуршат листьями цветы

А если спросить у неба - ему не нужно никаких перемен,
Беззвучно снуют вервольфы сквозь порочную прочность стен,
Безумно сипят сирены, только нам не услышать их,
Гундосит Бодлер из могилы, только мне невдомек его стих.

Ты меня обходишь кругами, заклинанья трещат как винил,
Мартин Лютер грозит перстами, Магеллан в пустоту уплыл,
Герман Гессе - и тот сварился, марсиане съедят его мозг,

На вокзале, как в райских садах древних греков,
Каждый встречный мечтает вложить свои деньги
В то, чтоб сесть незаметно, в сорвавшийся поезд
И, хоть к черту, но лишь бы подальше уехать
Из мест, где он так долго жил
Из этих мест, где он так долго жил.
Из этих мест, где он.

Гаер с утра зеленеет, сквозь кожу стремятся листья,
Он в зеркало изумлённо глядит глазами рептилии.
В нагрудном кармане френча шевелится опасная бритва,
«Где уснёшь, там и будет Родина», - лейся воском с герба фамильного.

Сквозь нелепость субстанций космоса в его душу глядит Угрюмище,
А на дне реки браунинг прячется, его молча карпы грызут.
Превращаются ноги в котлеты - что-то их ожидает в будущем...

Вечер пьян, словно череп невесты,
Вечер нагло простужен ветром,
Это острая форма болезни,
Это душевнобольное лето.

Из пингвиньего липкого жира,
Капитан лепит пошлые штучки,
А монахи к вершинам Памира

Над Цезарем взошли тюльпаны, благополучно расцвели,
Его супруга испугалась, когда геологи пришли.
Блеснул алмазик красный глаза и алчно слюни натекли,
Пойдут священные собаки геологам на шашлыки.

А в небе тучи ходят хмуро и скоро гром иссушит мозг
С царицы моментально сдуло высокомерный царский лоск.
Геологи, покопошившись, на карте что-то наскребли

Зажгли костер из книжек бакалавры
Заголубело дымом в околотке.
А у меня разбились все стаканы,
Ботинки лопнули и износились шмотки.
Облезли стены, требуя ремонта,
С похмелья голова трещит, как дрель.
Кого-то за окном дубасит кто-то,
Сосед сипит в пастушечью свирель.

Гретхен во сне, в котором горит хрусталь.
И солнечный луч блуждает по граням кристалла
И в комнате много цветов, уже ничего не жаль.
Что может быть проще? - есть, что начать сначала.

Гретхен во сне, в котором она не спит.
И бежит босиком по огромному мокрому лугу.
И солнце только встает, как много еще впереди.

Угрюмый гробовщик проснется утром,
Пошевелит корявыми клешнями,
Прочтет главу из толстой Кама сутры
И прорастет меж нашими ногами.

В глазах сверкают золотые слитки,
Во рту гниют серебряные зубы,
На нас ползут гигантские улитки,

И развалились в голове железные мозги
Глаза на лоб полезли как майские жуки
Воткнулись грабли в череп и наметво вросли -
Наверно, развалюсь я на мелкие куски.

Скорей бы грустный доктор мышьяк мне прописал
Скорей бы, поднатужась, мной плюнул вдаль вокзал
Скорее бы, скорее, невмоготу мне ждать

Грустно за городом рвет одуванчики томная Гала Дали,
Рупор приделай к свинцовому кабелю и на тот свет позвони.
Слышишь, как сжался покой... не уходи, постой,
Слушай, что скажет тебе с того света нордический голос глухой.

От тебя и до меня восемь веков и четыре дня
Брамин устал, Брамин зевнул, сел в самолет, что умчится в Кабул.
Может быть день, может быть год будет парить в облаках самолет.

У пьяницы Рабле туман в душе
Он думает о боге, а Панург о ноже.
Змеится в камышах богиня Судьба
Одного ждет больница, а другого тюрьма.

А что же дальше... А дальше -- зима
Для тех, кто пишет стихи и тех, кто сходит с ума
И тех, кто жаждет, подобно мумии -- в склеп.

Одноногий завидовал змею.
Змей завидовал ветру.
Ветер завидовал глазу.
А глаз завидовал сердцу.
А в среду было прохладно
И сердце вбивало в тело
Серебряным молоточком
Заржавленные предметы.

Как глубоки могилы декабристов!
Задашь вопрос - ответа не услышишь...
Кому здесь отвечать - одни варяги
В кромешной тьме, как бегемоты дышат.
И думают о золоте Эллады,
А может быть, о серебре арийцев,
Угрюмый гринго с хрустом ест стаканы
И солнце - словно праздничная пицца,

Утром подул южный ветер, а мы так устали к рассвету
Закапывать карликов в мокрый мох.
Завтрак был необычен, мы легче чем перья птичьи,
И мысли гремучи, как в банке горох.
Дорога нам кажется длинной, дорога нам целится в спину,
Дороге мы снимся в кошмарном сне...
Давай обьегорим время, вобьём ржавый гвоздь в его темя,
Утопим астральное тело в вине...

Солнце раненой птицей скатилось в глубины моря,
Там его будет грызть безупречное вечное Зло.
Я тебя от суровой реальности мира укрою
Бесконечной депрессией разума моего.

Утро станет седым, тихо спят суетливые тени,
Не зардеет мозаика лиц за разбитым стеклом,
Я тебе смогу дать только то, что без изменений,

Мы проявимся ночью
Между шавкой и волком
Разбросав по гостиной
Элементов осколки.
А вода все прозрачней
Тают звезды-снежинки,
Я играл в психосферы,
Ты играла на скрипке.

Весь вечер дождь колотит крыши,
Уныло нагоняя сон.
Нас не спасет ни гром,
Ни погребальный звон...

Луна с субботы прибавляет
И этот жар нам не унять
Найдется крест на нас,

Я зеленел на ржавом теле рамы,
Вращал глазами и шуршал, как калька,
Когда воскрес злосчастный Дроссельмейер
Из серых форм толченого базальта.

На строгость форм Содома и Гоморры
Теперь глядят глаза иных вселенных
Запахло запредельным в коридорах,

Поезд растворится в лабиринте ночи
Никого не знаешь, ничего не хочешь
И в зловещих глазницах окон паровоза
Уносятся на север облезшие березы

Навсегда вдали остаются километры
Бессонные ночи, пьянящие литры
Грязные вокзалы, где нет тебе места

Проползай по бетону, желанный паук
Есть в столице стена, а в стене той вбит крюк
И в башке есть дыра, из дыры той мозги
Тонкой струйкой промочат родные пески

Из-под пяток горбатых асфальт полетит
Леньки Брежнева труп в том асфальте лежит

И нету уже горизонта, да и не было никогда
Мне проломила череп упавшая с неба звезда.
Невесел с утра римский папа и крестный отец угрюм,
Мир наш пропах селедкой, как корабельный трюм.
Этот вечер судьбой отмечен, вымрут мои враги,
Да и друзья утонут в вареве из кураги.
По Гринвичу ровно в девять, недвижима стрелка часов.
Как радует то, что не будет ни друзей у меня, ни врагов,

Долгие улицы, душные годы
В кармической власти дождливой погоды.
Ночь - лютый зверь.
Где ты, мой император, теперь...
Тень приоткроет чугунную дверь,
Наверх, по ступенькам, лани быстрей...

В гиблом месте останься со мной,

Сморщился Гершвин, скрючились руки его,
Кончилось время, когда в нас бродило вино,
Мы - зимние боги, нам осталось жить несколько дней,
Поутру кожу с черепа сбрей!

Умер проклятый метельщик, любовь доконала его,
Чтобы он по ночам не шастал, опечатали гроб серебром.
Мы долго писали книги о жизни кошек, ослов и червей,

Загустел мой мрак под луны минор,
Дионис забрёл в опустевший двор,
Прилетел нефрит, прискакал сатир,
Посмотри вокруг - как прекрасен мир!
Шепчет Шива: "Милый, приди ко мне
Мы с тобой уснём, мы умрём во сне,
Мы пройдём как смерч по больной луне,
Будет всё как скажешь, приди ко мне!"

Посредством черного загробного кощунства
Я превращусь в кусок классического льда
Ты видишь статую? Она из перламутра.
В руке - весло, в глазах - темно, внутри - зола.

Порхают совы, грузно пляшут осьминоги
Хрустят каркасы и искрят контакты сфер
Мы проросли в тени единственной дороги

КАПИТАН (Кирилл Рыбьяков)
Дурацкая шапка, верёвка в руке,
Тяну я корыто по чёрной реке.
И тень моя тянет корытову тень,
И медленно в тень превращается в день.

Сквозь шарики глаз смотрят тени идей,
Из тени идей строит тени хорей.

Но это всего лишь сон спускается с низких туч
И в окна стучится. Бог нам сегодня послал
Лёгких прозрачных ангелов, оседлавших весенний луч.
Много на свете цветов, которые я не сорвал.
Много на свете жуков, которых я не убил.
Много на свете тьмы. Как кружатся наши сны!
Многие не дошли в пятницу на карнавал.
Много на свете вещей, которые мне не нужны:

Не дошёл до ручки Крендель,
Смачно ухнул в запределье,
Засквозило замогильем,
Зачернело внеземельем.
За абстракцией вселенской
Зацвела метафизичность,
За стеклянностью оконной
Проявилась чья-то личность...

Зимой унесет в небо ветром меня,
Там Юры Гагарина дух жизнерадостный
Украдкой глядит сквозь дыру в облаках
И по самолетам стреляет из бластера,
Но не перестрелять их ему никогда,
И превратится душа моя в свастику.

В морозной земле спят, как боги, жуки

В Египте восходит солнце, а в Риме взойдет луна
Лопнул китайский зонтик, с дождями пришла весна
Плаксивое небо марта укроет тоской меня
И мне не увидеть город с Летучего Корабля

Укрывшись персидским пледом, чтоб бриз не унес во мглу
Мертвый шкипер синеет и держит путь на луну
Нам нужно дойти к рассвету и у Лилит взять яд,

Сегодня тяжесть отступила на несколько веков,
Сердце бьется ровно, дверь закрыта на засов,
Было много разговоров и мало вина -
Я б убил тебя, но мне не разрешает луна.

Мы все в чем-то ублюдки, и жиды и рабы
Так спасибо тебе, Север, что избавил от весны!
И вот сегодня веселье, ты сегодня проста,

Слушай горгону в своей глубине
И смотри в бесконечность пространства.
Голос чисел, гармония сфер,
Да наше лунное братство.
Слышишь, как Сфинкс имя пропел,
Аккордом разбив реальность.
Иллюзия мира, движение тел,
Бессмысленная гениальность.

Сквозь бледный след тоски к потусторонним барышням
В искусство смерти, в гробовой мажор могил
Крадется тень моя, бликуя черным панцирем,
Стирая ластиком с бумаги пестрый мир

С шестого часа до конца зеленой плоскости
Шары катает добродушный скарабей...
Хрустальной сферой боль иллюзии утроится.

Как пнистый дед вьюжится мухомор
В руках прибор, в очках нездешний разум
Кошмаром скрипнув, лопнет коридор
И вырастет орех под правым глазом

Под левым глазом зацветет сирень
Заноют клешни от морозных трещин
Зачем ты притащился, старый пень,

В подсознаньи пронесутся псы, натасканные Гансом,
За добычей в виде вспышек электрических зарядов.
Продолжай кружиться в ритмах запредельных черных вальсов,
Чтоб у рыжего связиста протекли глаза из пальцев.

Сквозь деревья смотрят совы, в их глазницах - удивленье,
На полянке Гендель резво режет дамочку на части,
Значит Гендель - гениален и имеет свое мнение

Черный призрак нибелунга, белый призрак волколака,
Алый призрак Пифагора. Мало ли теней у мрака...
Спят дома, во сне качаясь, спит замшелый бог растений,
Бородатый сон гуляет по рубиновой вселенной.

Спят бомжи во мгле приюта, снится им бутылка виски,
Устаканились в перинах одинокие нацистки.
В полудреме видит цифры алхимический Дмитрий

Стальные самолеты - охотники до женщин,
У них своя вендетта, у них своя мораль.
Когорты пешеходов. Дер тод,дас кляйнен меншен
Унд унтерофицирен для деревенских краль

Лопата - для работы, закапвать могилы
И мешок - для президента.

Они продалжают молить нависшее небо над головой
Когда идёт дождь,когда тает лёд,когда мягок асвальт
Они верят,что есть чья то сила,которая может их всех обласкать
Пропустить на небеса,а потом всё внизу взорвать

А утро такое простое,как морозное небо зимы
От смерти и до меня четыре коротких дня
Четыре коротких дня,за которые сбудуться сны

В коллекциях античного мрамора
И в математике бесконечного
Магистру не сыскать равного -
Моя душа им покалечена

А в поле осы нежно падают
В обьятия цветов перечных
Крадется алчным Гофманом в первый ряд

Грустную думал думу
Друг шамаханцев Гитлер
Портреты не получались
Да и краски не по карману

Враги сапоги стянули
Прожгли папироской свитер
Если смотреть в эту дырку,

Скажи мне что-нибудь по-древнегречески
Ты видишь- солнце встает от серого вечера
И молчаливые бродяги - руки в стороны,
Над нашим домом все пространство закаркали вороны

Навсегда, навсегда меня закопает моя сторона, моя Родина!

И у парохода пробили днище на вражеской пристани

Свет уже никогда не придет,
Ведь он никому не нужен.
И алтарь в этой толпе
Будет снова простужен.
А ты вспоминаешь всех святых,
Идя на работу по лужам.
И кажется, вот и пришло его время.
Но все же... Он никогда не придет.

Только их не было и нет,
Лишь промелькнули тени по книгам
Гофман был пьян, когда писал этот бред
Утром тени исчезнут, забрав его силы.
Остались ноты на холодном столе,
Остались пастельных тонов картины,
Тени растворились в легком эгейском вине,
Души проросли коноплей на могилах.

Давай пошлем царевича за смертью,
Посмотрим, как он будет лезть сквозь горы
И алчно грызть в ночи звенящий ветер,
Что вырвется из ящика Пандоры.

Подружка в грусти кушает таблетки,
Шуршит, как жук листками мандрагоры
И скоро руки превратятся в ветки

По мокрому снегу ослицы бредут неспеша,
На спинах везут холодное белое солнце,
И им наплевать, что опять наступила зима,
Их карлики кормят костями, а карлиц не любят японцы,

Никто тебя не найдёт в этом снегу,
Никто меня не найдёт в белом снегу,
Наш покой будут хранить снежные барсы,

Какое счастливое время, уставшие лица недели
Все убираются к чёрту, а я остаюсь в Тюмени,
Скоро земля треснет, наступит конец света,
Похоже, что это похмелье - а может, холодное лето
В ожидании войны.

Род Стюарт с утра заблудился в своём золотом туалете,
Его корифан отчалил к звёздам в железной карете,

Оракул пивной бутылки ко мне поскребется в дверь.
Он словно сошел с картинки - эфиопский дородный зверь.
Вдаль уплывают греки, завитушки бород теребя.
Не осталось у них больше бога, не нужна им родная земля.

Я напишу тебе сагу, ты напишешь мне некролог,
Усталость разрушит сердце сквозь истерику пыльных дорог.
А греки плывут в корыте, мирозданье трещит по швам,

Посыпались дурацкие орехи
В бездонный саркофаг небытия
Крестьянин торжествуя не доехал
К мистериям иного алтаря
Окуклилось нелепое сознание
Личинки под катурнами хрустят
Старик ещё вчера покинул здание
А гости всё никак не замолчат

Долгие улицы, железные нервы -
Лето бьёт жарой, кастетом бьют стеклы.
Куда подеваться больному еврею?
Не съехать в Израиль, не убраться в Корею.

Некуда, некуда, некуда деться,
И на горизонте, словно солнце - Освенцим.

Во мне поселилась осень — расстроенная цимбала
И душу тревожат грозы ночными вспышками страха.
А ненависти не хватит, чтоб в ужасе лопнула кожа.
На составные боли рассыпалась ведьмина пряжа.

Даже когда смеётся над нами ослепший клоун
И столбовые дворянки лепят из воска кукол
Тихо грызёт орехи задумчивый Мартин Борман

Электричества неоновый ангел бредит рассветом
Розенкрейцер нырнет сквозь себя в услаждающий хмель
Он прошел сквозь смерть и шагнул в ежегодное лето
Запечатав в кувшин головы киммерийскую тень

Жабовидно нутро луноликой старушки Дианы
Из хрусталиков глаз льются хитрые формулы рыб
Сердце бодро стучит в ритуальную плоть барабана

Я вилкой подцепил зеленый блик луны,
Луна печально обдала меня безумием...
Абстрактны сумерки и иллюзорны сны,
Приди ко мне, Египетская Мумия.

Я приготовил жертвенный алтарь
Займемся на досуге расчленением
Моей любимой, что сожгла фонарь

Когда бы я родился с непривычно черной кожей,
Из меня бы получился беспокойный русский негр.
А когда бы я родился не с такой структурой мозга,
Из меня бы получился новый милиционер.

Когда бы я родился убежденным и здоровым -
После 18 я б очень долго бегал строем.
А когда бы я родился убежденным, но безногим

Древний праздник нервно спит
В саван инея одет
Тонкий сон как медь звенит
Укрывая мир от бед

Нету дома, нет светил,
Нету счастья, нету зла.
Пустота внутри могил,

Просочится дымом день в квадрат окна,
Вновь из замогилья движется весна.
Слово - не ворона, смерть - не крокодил...
Выберусь из гроба, посмотрю на мир.

Проявлюсь туманом в вакуумных снах,
Проползу Сахару стаей черепах,
Зазвенит стрелою сталь оккультных сил,

Летают тучи над землей, полощет ветер флаги
И с головы моей больной стечет печаль в овраги
Остатки совести в пакет засунул бравый дворник
На самом деле он фашист пьянчуга и художник
Та сторона чиста, а с этой стороны места
Займут набриалинив свои хаеры подонки
Призрак бродит по Европе -
Отрубите ему ноги!

А над Россией облака
Прозрачны как слюда в окне
Меня ты ждешь
Но только я давно сгорел в святом огне

Как едкий газ из длинных труб
Я вниз туманом полечу
Поставь свечу

Тихо во тьме к тебе подходит Прокруст.
В потной руке принесёт сиреневый куст.
А ночь длинна и тоска голодна,
Выпьет тебя, как бутылку вина,
И уже не продрать глаза
От тяжёлого сна.

В старых закрытых бутылках арабы сидят.

Город похожий на склеп,
Конура для уставших от бед,
А время,как пластырь, залечит
Души моей рваные раны
И нам остаются
Пустые стаканы.

Проще отправиться спать,

Вот вечер, он стоит как столб,
Разрезав небо проводами
Так непривычно рядом с Вами
Разгадывать шарады снов
Холодным разумом жуков

Изольда выпила вина
И постарела лет на сорок

Они лезут ото всюду со своей паршивой попсой,
Кичливо воркуя, что им, якобы, не нравится строй.
С квадратными глазами они ищут что-то там между строк.
Плевать я хотел на российский рок!

Рок в рог, пацифиста, Ништяк - вперед!

А за окнами, между тем, крепчает жара.

Бесполезная случайность, обречённость, обручальность,
Бесконечное молчанье, похоронное бренчанье.
А ты ещё хочешь быть новым как бомба,
Хочешь быть светлым, блестящим и целым,
Жаждешь быть Содомом-Гоморрой:
Черным, красным, белым и древним как свастика!

Через реки и овраги, сквозь помойки и клоаки

В последний год алхимика Архипова,
Земля сухая, бытиё – холодное.
Чай жидкий, с листиками липы,
А мысли, что кентавры – благородные.

Ученики, увы, неблагодарные,
Алхимиком отправлены в изгнание.
Качнулся разум, постаментом мраморным,

Теплый дом, остатки дня,
Стены, окна и двери и еще
Немножко тебя.

Странный праздник ушел,
Захлопнулась дверь.
Ты растворилась в закате,
С кем ты теперь

СТЕКЛО (Кирилл Рыбьяков)
И поплыл Свинобрыл по растаявшей ауре снега,
Погружая в туман ещё тёплого эха куски.
Звёздный пульс, отражаясь в глазах, возвращается в небо,
Небо не реагирует…

Связи снов истощаются, вышагнув телом из сердца,
Их объёмные звуки болеют, боятся и ждут.

В окно кирпичи влетают, у них есть прозрачные крылья.
В далеком от нас Египте их называли смертью,
Но время ушло, сварили из фараонов мыло.
Сегодня их называют совсем по-другому...

Верь мне.

Верь, что земля - тарелка в слоновьих руках бармена,

Дойди до ручки, дерни за нее,
Проклятое сознание мое.
Увидишь как по небу просвистел
На деревянных крыльях дядька Агасфер.

За ним путем тернистым сквозанул
Не менее бредовый Вельзевул
Из Замогилья бросил едкий взгляд

Собирай на дороге камни и учись их швырять в воробьев,
Пусть их перья летают по белому свету и ищут счастья...
А на зиму запасай, как алхимик, побольше березовых дров,
Не придет в твой дом горе, не просочится несчастье.

Лишь черные лебеди сядут на шаткий карниз.
Реальность меняется и радости больше не будет.
В подвалах пятиэтажек адепты копают ступеньки вниз,

Пропал герр Трупер в талых снах,
Совсем пропал, исчез как дым
В дурных дырявых облаках
Он стал динаром золотым

Упал в рассвет, взъерошив мох
Заухал филин в камышах
И чей-то бог, жуя горох,

В Москва волосатые гадины
Боятся скинхедов с окраины
Газеты писали о Сталине
Теперь о напитках Баварии

А дождь продолжает накрапывать
А время уже давно заполночь
Весна доконает нас старостью

Проходя сквозь фундамент морга, Адам обратил внимание,
Что структура бетона разумна и находится в вечном движении
И бессмысленность существования точно так же терзает сознание
Жизнь проходит в тоске по Родине и в бессмысленном накоплении.

А покойники в исступлении колотили в дверь холодильника,
Будто что-то оставили дома, будто их еще не забыли
Но угрюмый разум оракулов укрывал серым снегом могильники,

Когда наступит похмелье и солнце взойдет
Странный город-Тюмень рифмует падали роты
Чтобы утром, когда ночь мешок свой порвет
Выплюнуть всех поскорей на работу.

И когда ты наступишь на свой собственный хвост,
Превратившись в крысу, жрущую мясо
Ни Христос, ни Кришна, ни Мавзолей не спасет

Ты с утра просыпаешься Буддой, разгоняешь тучи над домом,
Разоряешь павлиньи гнезда и орехами кормишь кошку.
В голове жуки копошатся, словно мысли в лепешках коровьих,
Рассыпается небо ватой на асфальтовую дорожку.

Мизгири не болеют гриппом, у них есть дела поважнее,
Они молят бога о чуде — чтобы тот даровал им разум.
Но гигантские мухобойки не становятся к ним нежнее,

Когда открываются створки дня, в последнее время стало темней.
Не принимает пространство меня, пространство в кавычках электроогней.
Лишь только отчалит последний трамвай, я радуюсь вечеру - нынче он сыт.
Жалко, что нет у меня того, кого бы я мог убить!

И снова ложиться спать, словно идти на расстрел
И жесткое правило сна - кто смел, тот тебя и съел.
И ты продираешь глаза, оттого что так хочется жить

В дело пойдет гранит взорванного моста
Крепкой руки мазки заполнят просторы холста
Персы смотрели вверх, когда небо упало на них
Сшить его нитками нервов не хватит персидских портных

Так смейся, фройляйн Бернштейн, над разбитой любовью своей
Демоы власть захватили над больной головой твоей
Джинны семи пустынь вторглись в твой тихий дом

Пусть это будет наш с тобой Хорст Вессель,
А небо в зимней дымке над Тюменью.
Мы не найдём себе другого места
Для пьянства, богохульства и безделья.

А сатанисты рубят в чёрной мессе,
История их задвигает в угол.
И мы сопьёмся, радуясь, что вместе,

Вот так мы проникаем сквозь хрусталь,
Ложась на ветер радиоактивной пылью.
А я смотрю на пентаграммы вдаль,
Преобразуя слово «будет» в слово «были».
Уходит и приходит всё одно,
Искрят фрагменты, зовы мысли изгибая.
Нить очевидного ядром идёт на дно,
Но дна как будто нет, желания сгорают…

Тенью, тенью, тенью, тенью пролетает гроб над миром
В том гробу твоя невеста тешит внутренность кефиром.
Упивается романом, восхищается сапфиром.
Хочешь стать ее вассалом, жаждешь стать ее кумиром?

Прорастают в день воскресный папефиговы кизилы
Что ты бродишь бесновато и уныло, как могила?
Неужели стало мало алчной мысли антимира?

Заскрежещут мысли, унося в нирвану,
В моем бычьем сердце колотая рана,
Тельце похотливо, а глаза безумны,
Ухают архангелы в кожаные бубны

В кожаные дудки свищут дульсинеи
Мир разнообразен - быдло да плебеи,
Трескают орехи, заливают чаем,

Серый вечер над серыми крышами
Душит краски прохладной осени,
Вы меня уже не услышите,
И уже ни о чём не спросите.
Канарейки поближе к солнышку
Улетают в Египет стаями,
Заполняются улицы гномами,
Колдунами да самураями.

Спускался даос с неприступных гор
Под мышкой нес заветные застежки
В деревне дико заметались кошки,
Тревоги странной запылал костер.

Закопошились в банках пауки,
Заклокотали пьяные крестьяне,
Пытаясь изменить свой мозг бараний,