Андрей Трабл все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Сынок опездал восемнадцать лет уж,
но не отдал себя другим на растерзание в ретушь,
и вру, когда ору, что мой опыт – это лишь ветошь.
Такими стать, как те вокруг и без лица? Нет уж.
Давай, поздравь меня с тем, что мне двадцать два осталось.
Все мои планы – это только фантазера старость.
В глазах огня нет – они только выдают усталость.
Бессонница с битами – все, что у меня осталось.

Чище моей души лишь этот звук.
Правдивей жизни литеры в куплете.
Я выпускаю лето вон из рук,
и вместе с ним летят наши мечты о лете.

Я за двадцать с небольшим уже заметил, как небо коптило нам,
но злобу приобрел, как взялся за «Ублюдка» Дилана.
Не скрыться от себя, выжав педаль, но в баке давит,

Знаешь, я так боюсь, что внутри немного вьюжит,
но жду тебя всю жизнь свою, похожую на фьюжн.
Мне очень нужен кто-то в помощь, чтоб найти жемчужин:
я потратил пару дюжин лет на поиск клада в луже.
Не знаю, где я притворяюсь, дома или тут,
и всё это заставляет меня думать налету.
Этот мир такой чудной, я готов был закончить в ноль.
Я расскажу тебе, только давай не тут.

Герой по найму.

Я ни раз засыпал под «алло».
Ты ни раз просыпалась со мной.
Отправляя дым под потолок,
я придумывал, что же мне делать с собой.
Ты знаешь, где меня искать –
я знаю, где с тобой можно пить и спать.

Почти пять лет ты спишь, но видишь,
Как я на огромной скорости тороплюсь на финиш,
Но что-то не дает оторваться
Среди "газелей" и "тойот" от мира, полного блядства.

А, помнишь, я хотел, чтобы где-то на радио
Включили хоть один мой трек, и пиздючки могли орать его.
Хотел в глаза софит, денег за фит,

Умный «обыкновенный» человек, даже если б и воображал себя мимоходом (а пожалуй, и всю свою жизнь) человеком гениальным и оригинальнейшим, тем не менее сохраняет в сердце своем червячка сомнения, который доводит до того, что умный человек кончает иногда совершенным отчаянием; если же и покоряется, то уже совершенно отравившись вогнанным внутри тщеславием.
(Ф.М.Достоевский)

Написано полтысячи песен, а мотив один в них:
"Мой персонаж уже пять лет самый ярый противник.
И всюду двери. Пройти в них? Бегом за ключом."
Он заключен в том, что я заключен
В эти ноты, биты. Кто-то тоже любит их,

Я одержим, хоть верю в себя, а не во что-то там, и
Эти демоны пуще зараз за раз забрали сердце дамы.
В те времена ты отправляла их в ад лично,
Словно Винчестер, и у нас все тут же отлично.
Пока Андрей искал талант свой,
Где-то заграницей его пассия решила, что дала сбой.
Автор пустился во все тяжкие тупо от тоски,
Но палки на филфаке превращаются в указки.

Это щас пока или в дыму табака,
Или когда уже хватает, а я доливаю,
Мы трудности одолеваем. Рутина болевая.
Ты, словно дура, любишь так такого дурака.
Пройдёт эпоха фотографий и подсчёта дней,
Пройдут года: песни забудутся, словечки тоже.
Мы выживем по разным берегам, оба на дне.
Но почему-то кажется, что не найду родней.

Тебя обнял - и всё в моих руках.
Я больше не намерен сидеть в дураках, держа козыри в рукавах.
Давай с тобой не верить в страх хотя бы при свете
От очага нашего, что вряд ли кто-то заметит.
Наедине - одни, на улице - ветер,
На дороге - огни, на самом деле мы с тобой - всего лишь дети.
Мечты о лете вновь и вновь повторяю в куплете.
Мы подобаем им, не просто так считая дни.

– Может, поговорим?
– О чём?
– Считаешь, со мной не о чем поговорить?
– Нет – я считаю это хуёвой затеей.
– Пойдём хотя бы покурим?
– Есть зажигалка?
– Угу.
– Дверь закрой.

Меня вечно вело в эпилог
тех изданий, где последний мудак – первый пилот;
там, где в чашах Фемиды – вино;
где язык знал Колот и Филон; и от боли есть только фенол;
где финал всегда скрытен;
где ты часто – ди-станционный смотритель.
Да, я это зачернял, но книги становятся больше, чем я,
превращая в червя.

На горле я затягиваю жгут.
Кручусь, как будто я – потешный шут.
Делаю шаг недовольно,
но меня не ждут, и я затягиваю жгут на горле.

У меня забирали и слог, и язык.
Мой пикет за музло был отправлен в низы.
Не спасали два года ни зло и ни стыд.

Я, как всегда, ниче хорошего не сделал за день.
Мы жизнь прокатим, но явно не на пассате.
Андрей больше еще за ночь эту сердце посадит:
амфы, табак и алкоголь – я пиздатый писатель.
Думал сорвать медаль, а получилось – голос.
Нас не отпустит после пары пробеленных полос.
Если живу в этом году, выходит, я фартовый,
но пара карих также дико отдают бардовым.

Никто на деле с перебоем в груди и на груди с нательным.
Нас бездна делит. Костюм парочки зря надели.
Мы смотрим в небо – там летят недели
косяками, но мы их не ценим и не делим.
Я вовсе не взрослею: мне побоку двадцатка в урну, вуз, и
ты сама только представь, кого затягиваешь в узы.
И, сколько б ни лепила мне под зад судьба жвачки,
мою подругу жизни украдут – Башмачкин.

Вытащи меня:
Я опять на порошки тыщи менял. Лицо и тело - всё к ебеням.
Не сплю третьи сутки:
Тут разговоры за доверие сменят базар о суке.
Самый искренний, глаза бросаются искрами.
То ли спиды, то ли не был так близко.
В блокнот набросана записка,
Но я готов строгача сидеть в этой зоне риска.

В привычку взял вокруг копить дам.
Это неискренне все, ясно, считай я, как пить дал.
Ты затыкаешь рот, когда выжимаешь педали -
Я молчу из-за воспаления мендалин.
Внутри снова подводит орган -
Я подвожу на край тебя, и так недалеко до морга.
Этому судну нужен капитан, так вот он - Морган.
Твоим глазам место на мне, но там ведь тоже мокро.

vk.com/trable
vk.com/trablemusic
vk.com/godsendmusicpublic

Озноб душу трясёт, а вместе с нею и меня. Я
Голову скорей отдам свою, чем променяю
Музыку на что-то. Пусть летит всё в мусорку. Заштопан
Уже лет пятнадцать, только всё-равно шрамы свет выпускают.

Тут Тула пыль вдыхает, лениво вникая в ники,
Я тебе диски передам, а ты их снова выкинь,
Я из-за Winston-а так же сдыхаю в паре тактов,
Ну, а мы в галстуках косим под музыкантов.
Черта проведена, в эти песни пока шлюют,
Если заблудишься, тогда ищи меня по кашлю.
Вечно простывший музыкой и небо не даёт
Оправить эти песенки в очередной полёт.

Небо снова накроет город снегом белым.
Меня накроет то, под чем я по субботам пел им.
Телом меня манили к себе биксы.
Дело в том, что я такой мудак, давай-ка, отъебись ты.
Я наркоман поверх всего, и это зря затеял.
От солнца света днём я прятался только за тени.
В книгах хранятся тайны - я создал тайник.
И отключаюсь от больного мира, лишь вырубая тройник.

в узких четырёх я всегда стоял за быт.
видимо, поэтому тут же выкинут и забыт.
по утру тело знобит - оттого шмыгаю носом.
по вечерам я на бит гнусавлю про твою особь.
я в порядке, а вы как?
теперь соединяют только общие друзья вк.
я наши отношения не списывал с черновика
и понял - лучше на неделю с дурой, чем с ней на века.

Мы не за руном, тут не правит Ясон.
Кто-то за рулем, но стоит колесо:
мир крутят ноги, как велик,
и мы ничего не вернем, пока есть кому забрать пфенниг.

Сто одиннадцать душ, только я не богат:
ни один корпорат не выкупает элегий, Овидий.
Хотя я видел деньги.

Принеси свое завтра домой ему.
Свое прошлое снова домой ему.
Я сделал все, чтобы было по-моему.
Ты – ничего, чтобы было по Моэму.
Зато ты спокойно веришь,
каким бы ни был рассказ за счастье.
И веришь в ту красную нить на запястье
и мне, какой бы внутри не хватало запчасти.

Всё реже к микрофону подхожу, меняю на тишину шум.
Раньше вывозил по трое суток, щас - не вывожу,
Не высыпаюсь между стопками книг и брошюр.
Тихо светит абажур, я сна прошу.
Нам полгода с Любимой - дни пролетают мимо.
Я - больной мнимый. Кошка выглядит уж больно мило,
А я с недовольной миной около её камина
Руки ищу. Схвачусь и никуда не отпущу.

Эй, давай летать ночью, у меня грамм тут.
Мой притон на пятом не относят люди к гранду.
То, что мы встретимся, тупо определяет рандом.
Я к ряду песняров ближе даже, чем к слову «рядом».
Про меня знают больше чужаки, ведь
с ними я, наверное, перепивал в гаражах,
с ними, видимо, я думал, че еще закинуть,
чтобы с первой белой полосы приход мозг поражал.

Из-под абажура свет вытек на стол с лыбой буржуя.
Глаз слегка прищурив, кошка села туда, где пишу я.
Неделя вяло проползет мимо, не кипишуя,
да и в этих песнях тишины стало больше, чем шума.
Красная кайма цвета белков снова виснет на дате.
Овощ неприятен, если он просит: «Подайте.»
И, пока ты выяснял, кто друг тебе, а кто – приятель,
твоя дама села на спиды, и кто-то за них платит.

Той, по которой сох листом, пообещал фату,
Москву, квартиру, долго жить, но за пиздеж сгорю в аду.
Мне повторяли: «Это не сопутствие фортун,
а просто опьянен ты, алкоголик – вкус виски во рту».
Еще одной пообещал с крыши один закат,
мол, полетим с тобой, и ты не сосчитаешь эстакад.
На входе пропускал тебя, а не тупо стакан –
теперь ты не увидишь простака.

Я - самый паршивый персонаж компаний.
Под мои параметры ямы не раз копали.
Дуры зазря магнитами к харизме прилипали.
Со мною постепенно те, кто рядом плыли, пали.
Всю мою дурь в секунду размажет по лобовому.
Гнавшись за мной, не знала, кто я - а гнала бы в омут.
И поняла сама бы, сколько тут ремарок,
Ведь мы протопали всё от "Дна" до "Триумфальных арок".

Капюшон - силовая броня от любого вранья.
Предки бранят, снова хотят приютить воронят.
Они растут по годам, не по дням,
А груз их - мотня, я свой взял и поднял.
Было тяжело жить: то же ложе, тишина душит.
Налажал вдоволь и дожил, аж жилы были поту же.
Сторона лады, ладан, ладно, если б я был по ту же,
Но протобестия решила затянуть петлю потуже.

Шепотом дай расскажу тебе все.
Меня ночью несет, как тебя. Я засек
время таймером, ты мне дай мира.
Я с головой ныряю в прошлое – зови меня дайвером.

Мы не взлетим – там высоты нет.
Нам все испортит рассвет.
Сон или явь это?

С каждого сарказмами срисовываю шарж.
Ушёл давно бы вон, но только ты уйти не дашь.
Я поднимаюсь ежедневно лишь на свой этаж,
И брал бы всё от жизни, но беру жизнь лишь на абордаж.
Я в шлюпке потону среди огромных барж,
Сердце сучит под ритм жизни похоронный марш.
В роли жены ты виртуозно сыграла бы Мардж,
Поэтому я медленно собираю багаж.