Текст песни Аля Кудряшова - И ты идешь по городу, и за тобой летят бабочки

Исполнитель: Аля Кудряшова
Название песни: И ты идешь по городу, и за тобой летят бабочки
Дата добавления: 04.06.2016 | 12:35:43

Просмотров: 71
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

Здесь расположен текст песни Аля Кудряшова - И ты идешь по городу, и за тобой летят бабочки, перевод и видео.

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне. Mom in the country, the key on the table, breakfast can not do. Soon the holidays, eight years, in August will be nine. In August, nine, seven on the clock, the sky is light and flat, the sun left faded stripes in her hair. Sleepy piece in the palm clamp, and miss through his fingers. Vitka from the tenth floor again calls to swim. We must hurry with all legs and eyes - they will suddenly run away, leave. Vitka finished fourth grade - that is, almost that old. Shorts with a t-shirt - a simple outfit, take an apple for afternoon tea. Vitka will teach me to dive, he promised, I remember. To the river the road is walked, burned and habitual. Dusty legs are like mother's mittens. Today we have such a heat - the leaves are just like rags. Maybe later we will play, I will ask you to hide and seek. Vitka - he is kind, one to one boy from Jules Verne. I will ask that I drive, they will allow me, probably. The evening will begin, it should get dark. Day before the end of the week. I turn to the wall. One hundred, ninety nine.

Mom in the country. Bicycle. Tomorrow to take the exam. The sun licks the abstract with tender eyes. Morning meet and sit all night, wait for the onset of summer. In August I will be already a student, now - neither this nor that. Bread half-bodied and cheese from a knife, breakfast from sleep is not tasty. Vitka from the tenth floor now in the third year. He knows all clever professors, writes programs in the company. Hood, ironic and black-browed, just a hero from the movie. She writes notes to my sister, gives flowers from a payday, only now I swim faster and write better. It's just that my sister is bright-faced, I am heavier and more evil, we climb onto the porch and launch the snake. It seems they are leaving at night, I spend the train. The river rustles, rustles at the feet, now it is waist-high. Seventy-eight, seventy-seven, crying back to the composition. Let them hide, well, all of them, I will not look for them.

Mom in the country. Baska is buzzing. Sleep inactivity. The cat settled on her chest, the sun on a blanket. Cups, palms and sweaters, coffee, I pray, boil. Has anyone seen me yesterday? Better not say it. Let it be a big secret of a little depravity, everyone was drunk, weightless, warmed by his brother's warm breath, his throat was hoarse from the chatter, the ashes flew from the balcony, all with each other - and all alone, alive and disobedient. If we throw off the ruble, breakfast will come to our house, Lord, how I love you all, rainbow on the palms. Street in sunny lace, Vitka, wash the plates. You can wallow and come to life. You can go to the river. I'll catch you and conquer, make hair cut, shave. Nose in the broken bark. Thirty-four, thirty ...

Mom on the photo. The keys in the lock. Eight hours before summer. The sun on the walls, on the backpack, in the old sandal. Sleepy paws through the square, and nowhere to go. Vitka in America. I am in Moscow. The river in the distant childhood. The apple has been eaten, the composition has gone, it is going to Nice somewhere, I start counting from one hundred, my life is starting from one. Fighting, crying with her in unison, clowns in the arena. “Twenty-one,” I murmur through a dream. "Forty," laughs time. Forty - and the first gray hair, forty-one - in the hospital. Twenty-one — I live one, twenty: loopholes, feet in scratches, a devil in a rib, thoughts run flat, somebody is waiting for me in the yard, somebody is on the tenth. Ten - finish fourth grade, breakfast can not do. We must hurry with all legs and eyes. In August there will be nine. Eight - on the neck of the keys to carry, in the sun-melting hymn ...

Three. Two. One. I'm going to look. God help me.