Алексей Никонов все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Ложись на холодный пол,
Угадывай верные знаки,
Смотри на последний укол
Глазами больной собаки.
Крутится небо волчком,
Слева поёт рассвет -
Сузившимся зрачком
Расстреливает.

Ах, возьми меня с собой
Туда, где лето,
Туда где тёмно-синий прибой
Стонет в объятиях ветра.
Туда, где можно трахать кого попало,
Курить траву и ничего не делать,
Туда, где небо - огромное одеяло -
Как будто разрисовано мелом.

В небе неприлично криво
Засверкало. Грохнул гром.
Надо мною плачет ива
Безупречным серебром.
Это всё, что в жизни надо,
Остальное - трын-трава,
Очередь из автомата
И слова, слова.

В новый год мечтать прилично
Не научишься никак
Если взяли, то с поличным
Расскажи, какая рифма
Потерялась где-то между
Петроградской и Удельной
В белый снег любовь одену
В новый год напишем кровью

Важнее ваших разговоров,
нелепых судеб и смертей,
наглее наглых сутенёров
и солнца бледного бледней -
моя застенчивая Муза,
что проституткою слывёт,
не знает минуса и плюса
и песни дивные поёт.

Вилы гроз держали меру,
черти резали расход,
разукрашенную стерву
мазал ярко-красный рот.
Дрожь коленей, точно кража
и такая же гроза.
В небе Сам Себя расскажет.
Током выжжены глаза.

Вот ночь и белые фонари,
Как декорация для любви.
Вот зашторенное окно.
В него не посмотришь, оно
Закрыто цветной занавеской.
Вот белая, тонкая леска –
Дым заводской трубы.
Качаются тихо столбы,

Всю ночь я слушал их базар,
окно бледнело.
Я даже спорить перестал,
я ничего не сделал.
И вместо выстрела в поддых
или ножом в живот -
я молча слушал глупый стих
и песни, что орали мимо нот.

Вышел мусор из тумана,
спрятал пистолет,
деньги, дурь и документы -
у меня их нет.
Обыск, мат, луна за домом,
разве было не всегда...
снова молния и громы
упадут на города.

Грозная порода
есть у сентября.
На стихи - полгода
я потратил зря.
Ни строки, ни рифмы
поза и вода.
Из какого мифа
вырвется звезда?

Давай, учи меня терпению
своими жалкими словами,
но в эту ночь, уже последнюю,
декабрь закружится над нами.
И ты, и я - мы одинаковы
перед безумием зимы,
ведь то, что было дважды сказано
не стоит этой тишины.

Это не сон - нет!
Не эЛэСДэшный трип.
И не в тоннеле свет.
И даже не краткий миг.
И не урок, нет!
Не кара, не визги звёзд.
Не мышеловка стен.
Это совсем не мост

Если ехать в метро до Автово,
Развязав с героином и даже с мечтами, -
Точный до того,
Что самого тошнит от собственной точности.
Если же вы читали мои предыдущие сборники,
Уважаемые товарищи в потёмках,
То понятней не стало,
А это значит, что жизнь много, много больше,

из поэмы «Макбет»

Жар пламени...
Кишки наружу...
Весь двор завален трупами.
Прозрачная звезда блестит над замком.
Всё вижу ясно...
Чёрный, красный...

Имена давно известны.
Кто-нибудь начнёт.
Не спасут бронежилеты
и охрана не спасёт.
Не спасут косые стены,
что видали столько драк,
над Кремлём ещё взовьётся
чёрный-чёрный флаг.

Имени не назову.
Ты обычная девчонка -
Только твоя слюна
Сладкая, как сгущённое молоко.
Мона Лиза, конечно, блядь.
И про это стыдно не знать.
Давай!
Раздвигай свои ноги, глотай

Нет, это просто охуеть можно от такого начала! Полтора часа сижу и жду этого гадского пидара – Алексей, Вы не могли бы дать интервью для нашего крутого и музыкального журнала «Гнус»? –Да, пожалуйста, бля!... ну и хули! Где этот ссаный ебилка?... Нет!... Причем заметьте он сам назначил время... просил не опаздывать и даже имел наглость посоветовать мне сильно не накуриваться, чтобы мол, всё чин по чину, связно и понятно... – Знаете, Вы говорите как-то невнятно, вроде про одно, потом совсем на другое перескакиваете, и ещё... всё время цитируете каких-то забытых чудиков... наш журнал... молодёжи интересна Ваша жизнь, а не цитаты всяких умников. – Замечательно, блядь! Им интересна моя жизнь! Скажите, пожалуйста! Ну и где это гандон? Я бы уже давно забил на всю хуйню и отвалил из этого идиотского заведения (ах, я забыл - я сижу в одной местной забегаловке в центре – кафе «Финики»), но идти было действительно некуда. И ещё - меня размазало! Нет, в самом деле, размазало. Восемь таблеток релиума, косяк... ещё что-то –Ну, вот! Опять! Опять Вы про наркотики. Знаете, иногда кажется, что Вы гордитесь, что употребляете всякую дрянь. И в тексты суёте по делу и не по делу... Одни наркотики... И Вам не надоело ещё? –Ни хуя себе! Во даёт! Так сразу и не ответишь! Ну я... А чё ему сказать? Ещё неизвестно, что за тип? Может не журналюга никакой, а мент. У этих хуесосов на меня давно зуб заточен. Эти уроды только и ждут, чтобы я сорвался... А чё? Вычислили телефон, прикинулись газетчиками... с них, блядь, станется... потом... хуяк, пиздык!... ты ещё ничего не понял, а уже в камере! нефиг делать!... А если он даже не мент, так, один хуй – журналюга! Ради красного словца... Не-е в пизду! Ничего вообще говорить не буду. – Знаете, Ваше молчание весьма красноречиво. Оно показывает нашей молодёжи, как может деградировать творческая личность, из-за употребления наркотиков. Я обязательно об этом напишу – Да...! Это ещё тот прощелыга! Этот напишет! Не сомневайтесь! Всю, блядь, правду-матку! Никонов – то, Никонов – сё... Ебаные козлы. И хуй знает, как с ними поступать... ничего не скажешь – ты высокомерное, впавшее в манию величия говно. Начнёшь ему объяснять, что наркотики часть моей жизни... Он же всё равно перелопатит. Всё по-своему!... Как? Это же пропаганда! Подсудное дело! Ёбаны в рот!... Лихо он начал... посмотрим, что будет дальше – Ну ладно. Я гляжу, Вы не очень настроены на откровенность. А ведь это Ваш шанс! Знаете, всякие слухи, разговоры... их по-моему надо как-то пояснить, вот например – Слушай, чувак! Давай, может о текстах поговорим. Что тебе конкретно не нравится? – Ну что Вы! К чему такой тон. Я ведь в Ваших интересах... Ну ладно, ладно... Что Вы хотели сказать своей книжкой? –Ничего –То есть? – Ничего – Но, позвольте... тогда – зачем? – Стихи не нуждаются в основаниях – Ах, да... стихи..., а правда, что Вы пишите только под наркотиками... Ну ладно, ладно... Что Вы так кипятитесь? – Что Вы так кипятитесь! Вот это да! Я хуею от их простоты. Я охуел ещё в 2003-м! Все всё поняли! Очень даже простая и понятная книжка... ПРО НАРКОМАНОВ! Когда я читал «Нехардкор» на каком-то диспуте не было ни одного вопроса относящегося к тексту. Только про наркоту, политику и шлюх. Ха-ха-ха. Хи-хи-хи. Обхохочешься! Все всё поняли! Мой сознательно-бессознательный сборник не вызвал никаких вопросов! Ни у кого! Я мог рассказать о пропавшей любви и сиреневых закатах, о моей войне, о моей вечной войне... Нет! Нахуй! Нам не надо! Давай про наркоту! Про шлюх! Давай!... В самом деле... Что Вы так кипятитесь!... Знаешь, чувак... не надо про тексты, давай про музло... – Нет, нет... Вот говорят, что ваша сексуальная жиз... Ну ладно, ладно... Давайте про музыку. Знаете, а ведь Вы совсем не умеете петь! – В принципе я и не претендую – Как, но ведь человек, который вышел на сцену должен – Я никому, ничего не должен... Хотя, нет... я должен три сотни одному барыге из центра – То есть

Когда ты выйдешь из клуба
и поедешь домой в метро,
избегай мусоров и будь осторожна
у входа в подъезд. Ничего
больше не бойся.
Бояться на деле нечего.
Мы уже все потеряли.
Нам осталась какая-то дружба,

Когда ты выйдешь из клуба
И поедешь домой в метро - избегай мусоров,
Будь осторожна у входа в подъезд,
Ничего больше не бойся -
Бояться, в сущности, нечего.
Мы уже всё потеряли,
Нам осталась какая-то дружба,
Что не делает чести мужчине,

Кровавые капли рябины,
фонарь и дорога тиха,
лишь изредка автомобили...
О, дайте мне слов для стиха!
Мне только этого надо,
а всё остальное - без мазы.
Ведь жизнь лишь цветная заплата
на вечности перемазанной.

Лети моя книжка
Через необъятность времени
И забвение вечности,
Через крики и оскорбления,
Лети сквозь вселенную
И невидимую материю,
Через головы гордых
И объективных.

Лихом помнить, прожить ни за что
сонный город, кошмар в проводах,
так снимая в передней пальто
прячешь дурь в чёрной кофты рукав.
Молний сверху не сосчитать -
их всегда было много для нас,
уходить - это значит не ждать.
Солнце, май и сияние глаз.

ложись на холодный пол,
угадывай верные знаки,
смотри на последний укол
глазами больной собаки.
крутится небо волчком,
слева поёт рассвет -
сузившимся зрачком
расстреливает.

Видишь, память кидается в прошлое
Недоверием вырванных фраз,
Мы запомнили только хорошее,
Но запомнит ли кто-нибудь нас?
Из раздавленных светом подвалов,
Чердаков и публичных домов...
А девчонка опять доставала
Два билетика - страх и любовь.

из поэмы «Макбет»

Мак Дауэл сбежал,
И я остался сам с собою.
Возьми меня за руку, не дрожи.
Мы раньше бредили одной любовью,
Но это были только миражи.
Так преступив однажды пару трупов,

Медведи воют, лес гудит,
в котле шевелится зараза.
Но кто здесь
сумасшедший и бандит
и повторение рассказа,
продажной пьесы, прочей ерунды?
Бурлит котёл унылой песней,
слова в которой вроде-бы просты,

Медея, Макбет или Морок,
не всё ль равно?
Ведь неуместно
мешать лаванду, дурь и порох.
И что кому-то интересно -
не повод издавать тираж
и пачкать полки новой книгой.
В которой призрачный пейзаж

Меня окружают плохие приметы -
леса, голоса, дураки, километры,
отдельные главы английского барда,
друзья и шалавы, любовь и неправда,
бескрайние степи дурных выражений,
личнуха и оторопь самосожжения,
рисунок узоров, зима, что достала,
глаза светофоров и руки вокзала,

Меня склоняют к известной хуйне
Я б застрелился, но ствола нет
Достанете пистолет - буду признателен
Литературе пришел пиздец, к ёбаной матери
Любовь превратилась в количество ссор,
А дружба в отсутствие денег
Любой разговор в бесконечный спор,
А воскресение в понедельник

Мне не надо этой водки,
Ваших чаев, пирогов,
Разговоров про колготки
И про чьих-нибудь врагов
Ваша жизнь - одно несчастье:
Школа, институт, семья
Или преклонение перед страстью,
Что не стоит сраного рубля.

Мне подарили розовые розы
за то, что я свои угрозы
так срифмовал, что в горле ком.
Давайте лучше о другом;
стихи не стоят разговора,
и однозначно - большего позора,
чем быть ментом, наверно, нет,
и что через десяток лет

Мой резон превратиться в страницу,
где отсутствует фотография.
Объектив изменяет лица
и делает их неправильными.
Эти слова были не лишними
и, полагаю, совсем не последними.
Потом я куда-то вышел -
там не было пространства и времени.

Море волнуется раз - это много.
Не говори, промолчи, уходи.
Это предверие эпилога.
Море волнуется два. Впереди -
свет фонарей и кривая дорога,
улица, ночь, две скамейки, подъезд,
лестница, дверь и всё та же морока,
прерванная переменою мест.

Моя Россия сидит в тюрьме.
Не зарекаюсь и три в уме
держу - тюрьма, сума,
про третье - сойду с ума.
Без предложений и заказов,
без выражения любви,
я вызываю одним разом
видения мои.

Мы шли полжизни и молчали,
нас окружал кровавый мрак,
над нами вороны кричали,
перебивая лай собак.
Я проклинал себя и силу,
что заставляла нас идти,
мы видели одни могилы
на нашем правильном пути.

На пушкинских весах я взвешиваю слово.
Ночь, солнце и луна. Как будто
полвторого,
но время - ширма для поэта.
Через какие-нибудь три недели - лето,
потом инфляция, война... Раскрасьте
всё это красным Цветом. Счастье! -
вот всё, чего хотите вы:

не Рим, не Троя, а всего лишь
холодное сырое утро
в провинциальном городе, который
испуганным котёнком свернулся
на краю империи.
а ты завоевателем выходишь из парадной,
где только что курил,
глотая надписи на стёртых стенах

Оказалось - тоска бесконечна.
Ночь прекрасна, любовь пуста.
И однажды, осенним вечером
разольются дождём города.
И однажды... в какую минуту?
все слова превратятся в разгон.
Я тебя никогда не забуду.
Здесь дорога как полигон.

Они вошли туда вдвоём
и не заметили друг друга.
Но что тебе в четвёртом сборнике моём,
в котором три кромешных круга.
Для черни, для поэта по судьбе,
которая заранее известна,
которая по маленькой тропе
нас выведет из сумрачного леса

От черёмухи ночь побледнела,
белый май закружился в дожде,
поворачивая налево.
Никаких не хочу миражей,
никакой наркоты и болезней,
прочей дряни, что я воспевал,
где закат мою бедную песню
жарким пламенем целовал,

Здравствуй, Клавдий. Я здесь задержался.
Император и Консул все так же бодры
и успели к империи пару провинций
вернуть.
Мусора все наглеют, но это не ново.
Мы с тобой обсуждали все это, когда
ты заехал на пару недель,
а потом?

Я это уже видал...
Кулак пустоты достал,
Очередной поэт
Несёт окаянный бред.
А хочешь, стихи послушай:
Из "ящика" лезут в душу
Слюнявыми, грязными ртами,
И многоэтажки достали;

Прости за стыд,
прости за веру,
за глупый вид
и за манеры,
за то, что называл себя поэтом -
прости за это,
прости за смех и эти раны,
за то, что я тебя достал,

Пусти на бумагу жизнь -
она запоёт грачом.
В холодную ночь ложись,
не вспоминай ни о чём.
Меряй свою версту
горем, зимой, слезами.
С горькой слюной во рту.
Под синими небесами.

Я так люблю твой город, что боюсь
Своих, как липкие конфеты,
Облизанных и выброшенных чувств.
Вчерашние газеты
Врут... Положишь руку - лампа, дверь,
Очерченный неровно контур,
Дрожащий в зеркале - теперь
Порнографические фильмы уже не в моде:

Снова ночь. Пустая комната,
из которой я уеду.
Рифма - проклятое золото
обрекается поэту.
Веселее этой меры
только смерть под топором.
Эти золотые стрелы -
просто звёзды за окном,

Тебя я истине и правде предпочитаю
Пусть дурак, что тащит на себе
Холодный мрак подсознанья,
Cчитает утешением химеру
И собственную меру понимания
Я слаб, ничтожен, груб, ужасен
В сознании и без,
И надо мною властен

(Ты плохая. Зима пройдёт.)
Раздевалась в разрезе штор,
А потом - О, двухтысячный год
Сдохни! - Размазала рот
Невозможной, чужой улыбкой,
Слишком липкой
Для этих губ.
Время пиная,

Четыре ночи. Сидит в углу
Глаза горят под чёрной чёлкой,
Не знаю точно, как зовут,
Она похожа на ребёнка,
Она похожа на Мадонну Джотто,
Ту, что хвалил Вазари,
С ней рядом сидят пацаны
И о чём-то усердно базарят,

Это больно, как время года,
Как беспечное время торча,
Как альбомы, что вышли из моды,
Как привычное многоточие...
Это, видимо, чей-то смех
Обрывается в нас кулаками,
И луна, одинаковая для всех,
Снова прячется за облаками,

Это жалкий запах духов
Или встреча в чужом подъезде.
Разве это счастье, когда
Из-за этого весело?
Это мир, точно мыльный пузырь,
Или рифма из белых стихов.
И летает по небу пыль
В окружении облаков.

На вид ей семнадцать, в розовом...
У неё небольшая грудь
После всего что случится -
Этот день навсегда забудь

Этот день навсегда забудь;
Он приблизил редакцию сборника.
Это, как звенящая суть

Я так люблю твой город, что боюсь
Своих, как липкие конфеты,
Облизанных и выброшенных чувств.
Вчерашние газеты
Врут... Положишь руку - лампа, дверь,
Очерченный неровно контур,
Дрожащий в зеркале - теперь
Порнографические фильмы уже не в моде:

Я выпью за стены больницы,
за всё, что меня порочит,
за пьяные русские лица,
за тех, кто торчит на игле,
за коммуналки, за белые ночи,
за то, что накаркали мне.
За шум поездов, за крапиву,
за горькую кровь городов,

Я вычисляю время по стихам -
смотри конец.
Не верю я ночным звонкам,
биению сердец,
любви все ночи напролёт,
газетам, дуракам
и телевизору, что врёт,
не верю облакам,

Я зашёл к этим торчкам,
Просто от нечего делать
И словно попал в капкан
Наркотиков, шлюх и денег.
Три с половиной дня
Мы с ними бухали, торчали;
Все вещи в глазах у меня
Кричали.

Я звал людей, а не скотов!
А мне - ты снова пишешь про любовь,
Но улицы в огне уже не загорятся
Искусственным проклятым светом,
И знаешь... хватит притворяться
Непонятым поэтом.

Я оказался случайно
В центре зимы и холода,
Когда будильники заверещали
По всему городу.
Я увидел дырявое небо
И понял, что это послание.
Необходимы - победа,
Книга, трава и реланиум.

Я проткнул свою руку шилом и теперь вся ладонь занемела, я хотел, чтобы было красиво, хоть и выглядит скверно. Пьяная мразь злорадствовала – Тоже, мне, горе… А кровь текла по канализации в балтийское море. Я мечтал видеть их повешенными!!! Тех, кто меня окружал перестрелять, как собак бешенных… Один из них мне сказал – Ты дерьмо! Ты никому не нужен! Я ответил, что нужен всем, а в его зрачках суженных отсвечивал Вифлеем. Потом я бил ему морду, и меня оттаскивали бляди, одну из которых, по ходу, я отодрал. На кровати в прокуренной комнате, я проснулся …окошко царапал снег… люди ходили по улице. Среди них был только один человек. Он зашел в эту комнату. Мне стало плохо. … кажется, это было воскресение… Он схватил мою руку – Послушай, Леха, я русский поэт Сергей Есенин! – Отстань от меня! – закричал я в ужасе, – Ты повесился, предварительно вырезав вены ещё в прошлом веке! – и комната кружится, выворачивая свои стены.

Я проткнул свою руку шилом
И теперь вся ладонь занемела,
Я хотел, чтобы было красиво,
Хоть и выглядит скверно.
Пьяная мразь злорадствовала
– Тоже, мне, горе…
А кровь текла по канализации
В балтийское море.

Я расскажу про этот срок,
про пережитый дар,
про новогодний потолок
и чёрные глаза кидал.
Но небо в звёздах всё равно.
И это не приём,
и пусть всё проклято давно -
и скалится закон,

Я твоё выражение страха
Все поэты идите на хуй
Заплёванный гласными день в разорванном зеркале
Ему не нужны ударения,
Или красивые фразы
Слова - это преступления
Поэты - шлюхи и пидарасы
Плюй в пустоту