Текст песни Александр Сергеевич Пушкин - К другу стихотворцу

Исполнитель: Александр Сергеевич Пушкин
Название песни: К другу стихотворцу
Дата добавления: 21.04.2016 | 07:50:45

Просмотров: 71
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

Здесь расположен текст песни Александр Сергеевич Пушкин - К другу стихотворцу, перевод и видео.

Кто круче?

Александр Сергеевич Пушкин

или

Александр Пушкин

Арист! и ты в толпе служителей Парнаса![2]
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;
За лаврами спешишь опасною стезей
И с строгой критикой вступаешь смело в бой!

Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!
Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают — и целый свет забудет.
Быть может, и теперь, от шума удалясь
И с глупой музою навек соединясь,
Под сенью мирною Минервиной эгиды [3]
Сокрыт другой отец второй «Телемахиды».
Страшися участи бессмысленных певцов,
Нас убивающих громадою стихов!
Потомков поздных дань поэтам справедлива;
На Пинде лавры есть, но есть там и крапива.
Страшись бесславия! — Что, если Аполлон,
Услышав, что и ты полез на Геликон,
С презреньем покачав кудрявой головою,
Твой гений наградит — спасительной лозою?
Но что? ты хмуришься и отвечать готов;
«Пожалуй, — скажешь мне, — не трать излишних слов;
Когда на что решусь, уж я не отступаю,
И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.
Пусть судит обо мне, как хочет, целый свет,
Сердись, кричи, бранись, — а я таки поэт».

Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет
И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.
Хорошие стихи не так легко писать,
Как Витгенштеину французов побеждать.
Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов,
Певцы бессмертные, и честь и слава россов,
Питают здравый ум и вместе учат нас,
Сколь много гибнет книг, на свет едва родясь!
Творенья громкие Рифматова, Графова
С тяжелым Бибрусом гниют у Глазунова;
Никто не вспомнит их, не станет вздор читать,
И Фебова на них проклятия печать.

Положим, что, на Пинд взобравшися счастливо,
Поэтом можешь ты назваться справедливо:
Все с удовольствием тогда тебя прочтут.
Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текут
За то, что ты поэт, несметные богатства,
Что ты уже берешь на откуп государства,
В железных сундуках червонцы хоронишь
И, лежа на боку, покойно ешь и спишь?
Не так, любезный друг, писатели богаты;
Судьбой им не даны ни мраморны палаты,
Ни чистым золотом набиты сундуки:
Лачужка под землей, высоки чердаки —
Вот пышны их дворцы, великолепны залы.
Поэтов — хвалят все, питают — лишь журналы;
Катится мимо их Фортуны колесо;
Родился наг и наг ступает в гроб Руссо;
Камоэнс с нищими постелю разделяет;
Костров на чердаке безвестно умирает,
Руками чуждыми могиле предан он:
Их жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон.

Ты, кажется, теперь задумался немного.
«Да что же, — говоришь, — судя о всех так строго,
Перебирая все, как новый Ювенал,
Ты о поэзии со мною толковал;
А сам, поссорившись с парнасскими сестрами,
Мне проповедовать пришел сюда стихами?
Что сделалось с тобой? В уме ли ты, иль нет?»
Арист, без дальных слов, вот мой тебе ответ:

В деревне, помнится, с мирянами простыми,
Священник пожилой и с кудрями седыми,
В миру с соседями, в чести, довольстве жил
И первым мудрецом у всех издавна слыл.
Однажды, осушив бутылки и стаканы,
Со свадьбы, под вечер, он шел немного пьяный;
Попалися ему навстречу мужики.
«Послушай, батюшка, — сказали простяки, —
Настави грешных нас — ты пить ведь запрещаешь,
Быть трезвым всякому всегда повелеваешь,
И верим мы тебе; да что ж сегодня сам...»
«Послушайте, — сказал священник мужикам, —
Как в церкви вас учу, так вы и поступайте,
Живите хорошо, а мне — не подражайте».

И мне то самое пришлося отвечать;
Я не хочу себя нимало оправдать:
Счастлив, кто, ко стихам не чувствуя охоты,
Проводит тихий век без горя, без заботы,
Своими одами журналы не тягчит
И над экспромтами недели не сидит!
Не любит он гулять по высотам Парнаса,
Не ищет чистых муз, ни пылкого Пегаса;
Его с пером в руке Рамаков не страшит;
Спокоен, весел он. Арист, он — не пиит.

Но полно рассуждать — боюсь тебе наскучить
И сатирическим пером тебя замучить.
Теперь, Arist! and you're in a crowd of servants Parnassus! [2]
You want to ride Pegasus stubborn;
Over the laurels of a hurry hazardous paths
And with severe criticism to enter boldly into battle!

    Arist, believe you me, leave the pen, the ink,
Forget streams, forests, sad grave,
The cold's songs do not love blaze;
So as not to fall off the mountain rather go down!
Quite without you there would be poets;
They will print - and the whole world will forget.
Perhaps even now, remove noise from
And forever is connected with a silly muzoyu,
Under the shadow of the Peace Minervino Aegis [3]
Father hid the other two "Telemahida".
Scarecrow fate meaningless singers
We kill the bulk of a verse!
Offspring late tribute to true poets;
At Pindo laurels there, but is there and nettles.
Fear disgrace! - What if Apollo
When he heard that, and you got on Helicon,
Contemptuously shaking his curly head,
Your genius award - saving vine?
But what? you frowning and ready to respond;
"Perhaps - tell me - do not waste unnecessary words;
When to make up my mind that, so I do not back down,
And I know my lot fell, I lira is elected.
Let me judge as he wants, a light,
Angry, shout, swear - and I'm still a poet. "

    Arist, not the poet, who knows how to weave rhymes
And skrypya feathers, paper does not regret.
Good poetry is not so easy to write,
As Vitgenshteinu French win.
Meanwhile, Dmitri, Derzhavin, Lomonosov,
Singers immortal, and the honor and glory of Russia,
Nourish sanity and together teach us
How many books are killed, the light barely rodyas!
Creations loud Rifmatova, Grafova
With a heavy Bibrusom rot Glazunov;
No one will remember them, will not read nonsense,
And Febova them curse seal.

    Let us assume that, in the Pindos vzobravshisya happily,
Poet can you be called true:
All happy while you read.
But mnish Do that to you already flowing river
For the fact that you are a poet, untold riches,
What do you have to take the mercy of the state,
The iron chests bury gold coins
And, lying on his side, quietly eating and sleeping?
Not so, my dear friend, and writers are rich;
their fate is not given nor Marble Chamber,
Neither pure gold full of chests:
Hovel underground, high loft -
Here they are magnificent palaces, magnificent rooms.
So - all praise, harbor - only magazines;
Rolling past their wheel of fortune;
Born naked and naked walks in the coffin of Rousseau;
Camoes beggars shared your bed;
Campfires on untraceable attic dies
Hands alien grave betrayed it:
Their life is - a series of sorrows, gremyascha glory - a dream.

    You seem now to think a little.
"But what - say - judging all so strictly,
Looking over all, as a new Juvenal,
You talked about poetry with me;
And he quarreled with Parnasskii sisters,
I came here to preach verse?
What has happened to you? Whether you mind or not? "
Arist, without further words, here is my answer to you:

    In the village, I remember, with the laity simple,
The priest and the elderly with gray curls,
The world with its neighbors, honor, prosperity lived
And first of all the sage has long had a reputation.
Once drained the bottle and glasses,
With the wedding in the evening, he was a little drunk;
Men met him.
"Look, sir, - said Prostyakov -
Instruct us sinners - because you drink forbid,
Be sober everyone always commanded,
And we believe you; But what he now ... "
"Listen, - the priest said to the peasants -
How do you teach in the church, so you do it,
Live well, and I - do not imitate. "

    And I had to answer the same;
I do not want to justify themselves in the least:
Happy is he who, to poetry without feeling the hunt,
Conducts quiet century without sorrow, no worries,
His odes magazines not tyagchit
And over the impromptu week not sitting!
He does not like to walk on the heights of Parnassus,
Not looking for a pure music, nor ardent Pegasus;
His pen in hand Ramak not afraid;
Calm, cheerful it. Arist, he - not the poet.

  But full of talk - I'm afraid you bored
And satirical pen you torture.
Now,