Адриан и Александр все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Месяц небу строит рожки,
Дождик зёрнышки клюёт,
А у нас пропала кошка,
Дочка слёзы горько льёт:
То зовёт в окошко киску,
То сама мурчит в ответ,
То заглядывает в миску, -
Только киски в миске нет.

Am
Повисло солнце над кроватью, жжёт вольфрамовый свет,
Dm+9/H Dm+9/F
Кассетник сдох, оглохло радио на старости лет,
Dm+9/H Dm+9/F
В квартирном склепе бродят тени слепо-немо-глухих,
Dm+9/H Dm+9/F E E7
У них как будто наши лица, наши мысли у них.

Повисло солнце над кроватью, жжёт вольфрамовый свет,
Кассетник сдох, оглохло радио на старости лет,
В квартирном склепе бродят тени слепо-немо-глухих,
У них как будто наши мысли, наши лица у них.

Забылись прежние замашки, запылились шузы,
В линялом ксивнике бумажка на рентген и узи,
Всё меньше краски на обоях этих выцветших глаз,

Невидим, не зван, неведом,
Кто там - ангел или демон,
Наши двери метит мелом:
Si vis pacem, para bellum -
Хочешь мира, будь готов к войне!

Achtung! – дело пахнет путчем,
На семейном фронте тучи:

Viva la Cuba,
Скажи мне имя, покуда
Твои солёные губы будят
Меня.

Viva la Cuba,
Плесни мне доброго утра,
Когда б ты знала как трудно

свет едва
в небе номер двадцать два
время как вода
стекает в трубы
в желоба
и тротуары лижет
мы же
где-нибудь в Париже

свет едва
в небе номер двадцать два
время как вода
стекает в трубы
в желоба
и тротуары лижет
мы же
где-нибудь в Париже

Мы влюбились прошлым летом – с девятнадцатого взгляда,
И по всем своим планетам мы не вместе, но мы рядом.
Она дышит без печали, она чувствует иначе,
Её мало что смущает, а уж возраст мой тем паче.
Она любит жарить кофе, рисовать зелёным чаем,
Ставить подпись как иероглиф, что, по ходу, не читаем -
То ли имя, то ли просто юзернейм, – я не вникаю,
Но друзья по биенале называют её Ая.

Недавно ль всё это случилось, давно ль,
Но правил в Севилье всесильный король,
Он с роду не ведал любови ничьей
И вечно был собственных статуй мрачней.
Чуть полночь подходит к стене городской,
На площадь выходит угрюмый король.
И бродит, и город немеет при нём,
Кому до веселья с таким королём.

обрывая полоски-кресты,

разбивая стекло за стеклом,

изнывая от долгой любви,
A
застывающей чёрной водою в холодных глазах,
Am

Маша
Подходит к краю крыши
И машет с крыши,
Слышу: «Гудбай, май бэби!»
И отрывает тело,
И расправляет крылья,
И улетает в небо.

Быть ли нам одной из этих пауз, что остались меж нот,
Плыть ли отражением при свете чьих-то любящих глаз,
Всё что ты мне скажешь, через сто лет будет просто смешно,
Всё, что здесь однажды повторится, - повторится без нас.
Что тебя здесь держит, кроме пары беспокойных светил,
И есть ли здесь хоть кто-нибудь, кто скажет: «Ты уйдёшь – я умру»,
Меньшее не стоит даже нервов, а тем более сил.
Звёзды за окном горят так ярко, что ослепнут к утру.

Первая весна - верба.
Лета маета - бросить.
Осень в куполах - вера.
На висках зима - проседь.

Жизнь прошла как времена года.
Было ль небесам звёздно?
Долго ль, моя радость? Долго.

До озноба,
До узора за небесным стеклом,
Город-зомби
По утрам готовит кофе со льдом;
Город болен,
Но, затерянные в снежном плену,
Эти двое
Много лет уже не верят

Вот и обратно – родное, бессонное,
Вроде забытое – вновь обретённое,
Пробною нотой в ночи долгожданный звонок,
Ветрено-терпкое, вздорно-весеннее
Детство моё и моё вдохновение
С корочкой рифм на запекшихся ссадинах строк.
Здесь чем больнее – тем откровеннее
Мирного времени стихоранения, -

Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та. Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита. А предшественницы-то у нее были? Как же - были... Больше скажу: и Лолиты бы не оказалось никакой, если бы я не полюбил в одно далекое лето одну изначальную девочку. В некотором княжестве у моря (почти как у По)". Владимир Набоков

ГУМБЕРТ ГУМБЕРТ

Она приходит, когда я ещё не сплю,
Она скрывает свои лёгкие шаги
И, словно кошка, примостившись на полу
При свете старой лампы,

Здравствуй, моя маленькая злая Москва:
Стрелка у вокзала, разворот у моста,
Всё, что справа – то канава, то, что слева – канва,
А по канве чужая слава и чужие слова.

А вечно как-то всё некстати на приборной доске.
Похоже, я немного спятил, если еду точно также как все.

Ты не мучай циклопа, моряк Одиссей,
Торопись лучше к жёнушке верной своей,
Как умеет она третий год развлекает гостей.

Но тебе, Одиссею, что по лбу, что в лоб, -
Мало ль, что ли, на свете других Пенелоп,
То ли дело - живой, говорящий, непьющий циклоп.

Затрубят ли ангелы в стальные трубы,
Закричит ли сирин над моим порогом,
Запекутся раны, пересохнут губы,
Оборвутся струны между мной и Богом.

Стану, в небо глядя, под твою иконку,
Пораскину скатерть, похмелюсь с причастья.
Ох спасибо, Батя, ниспослал сторонку –

Навешав бумерангов
На нижнюю губу,
Идёт великий Мгамга,
С ракушкою во лбу.
Глаза его как манго
А ноги как бамбук...
Идёт великий Мгамга,
И все поют вокруг!

Был день в тысячу солнц,

Ночь в тысячи звёзд,

Плыл в небе, глубоком как сон,

Кокаиновый пёс.

Em
Кому бы я ни был дорог,

О чём бы ни грезил впредь,
A
Я не выбирал мой город,
Em
Я не хотел здесь петь,

Я с детства был на редкость музыкальный мальчик,
Меня не портил ни коклюш, ни энурез.
Я как никто умел поставить нужный пальчик,
Когда брал ноту между ре и ре-диез.
Я помню точно день и час,
Когда в наш музыкальный класс,
С трудом втащили инструмент моей мечты...
Когда я в первый раз сыграл на контрабасе

Строчка за строчкой – хочется не мешать...
Он открывает форточку – подышать.
Он достаёт шампанское, колет лёд.
Ставит Шопена, смотрит в окно и ждёт.

Склянка с мимозой, рядом его портрет.
Он себя видит гением – он поэт.
Муза приходит к ужину при свечах –

Мне сегодня прольется,
Белой кошке в оконце,
Лучик бисера пыли...
Доброе утро!

Мне сегодня воздастся
Три ступеньки от царства,
Три подковки от Сивки,

Красная кадриль

На дворе растет трава –
Ревень с одуванчиком…
Как же мне не ревновать
К лупарю с нага_нчиком?

Он повадится ходить

КРИШНАИТ ИВАНОВ (Александр Щербина)
В посёлке колхозного типа,
Среди свиноферм и садов,
Взращённый средой общепита,
Живёт кришнаит Иванов.
Он многое знает о карме,
О тайне индусских богов,
В четверг, после бани, селяне

Звоном набатным гремят якоря,
Листья, как флаги, ложатся под ноги мне.
Осень сгорает в кострах сентября,
Изнемогая от жалости к родине.

Город укутан в туман, как в бушлат,
Голые камни в холодной испарине.
В тёмном окне – покорённый Кронштадт,

Всем привет от Кена Кизи –
Мир один сплошной дурдом,
По планете бродит кризис,
Словно шизик с топором.
Косит биржи по приколу,
На ходу выносит мозг,
Запивает кока-колою
Глобальный передоз.

Воздух над Сеной с картин позаимствован,
Вход за кулисы, гранитный портал,
Занавес, небо ложится на пристани,
Свист на галёрке, Латинский квартал.
Отзвук давно позабытой овации,
Мёртвые стрелки старинных часов,
Изморось, ратуша, день реставрации,
Тени срываются с мокрых лесов.

Я в коем веке помню Вас
Как нынче - барышней в саду
У вас был черный водолаз,
И был каурый в поводу.
Я помню дамой на балу,
Как нынче - бархат на атлас
В который раз влюбленный в Вас,
Сорил цветами по полу.

Дней в обрез –
утро клейкое,
Мелкий бес –
с дурью мелкою,
Всех чудес –
рупь с копейкою,
Да поветрие
с канарейкою.

Опостылев всяким бардам,
Раздобыли два скафандра
И воскликнули: Caramba!
Donner Wetter! Не пора ль нам
Прошвырнуться тут и тама
По морям и
Океанам?

На окне кусочек рая,
За окном аэродром.
Я сижу, я разбираю
Астенический синдром.
Я хожу свободной пешкой
Застревая где-то между
«Всег-нет!» ___ и «Всег-да!».

Я тебя выдумал
Ночью одной –
С греческим именем,
С древней судьбой.
Мифы, преданья,
Мечты на двоих, –
Я тебе выдумал их.

ОВЕЧКА ДОЛЛИ
В краю забытых богом хижин,
Среди гор и долин
Я сочиняю то, что вижу,
Как заслуженный акын.
А то, что я не сочиняю
И не пробую спасти,
Само собой теряет смысл,

Мне что-то не очень понятно,
зачем ты штурмуешь вершину с названьем Парнас,
зачем ты сбиваешь дыханье, стремясь уже этим одним
осчастливить доверчивых смертных,
к чему эта ложь про крылатого зверя,
в которого веришь по пачке чужих сигарет;
привет же тебе, бескорыстный хранитель
магических чисел, какими, увы, не отмечен.

Опускаюсь по ступеням
К потаённому огню,
Усмиряя, как умея,
Душу слабую мою.
С каждым шагом всё чудесней,
Всё сговорчивей конвой:
Ангел мой горланит песни
И смеётся надо мной.

Подъезжая под утро к Москве, притворюсь, что узнал, -
Обманув своё сердце, отвыкшее биться неровно.
Небогатый багаж мой минует промокший вокзал,
Ускользнув от носильщиков - цепких пираний перрона.

Я уйду, зажимая в руке несчастливый билет,
Оставляя наследным бомжам Павелецкую площадь,
Где московская осень, как бедная прачка, чуть свет

Вот и нас нашла зима в ночи,
Намела снега незнамо чьи,
Нашептала злые сказочки,
Про любовь – да всё с изнаночки.

Выше ели горе с горочкой,
Шили небо – вышло облачко.
Толи впрямь беда с иголочкой,

Маша подходит к краю крыши
И машет с крыши,
Слышу: «Гудбай, май бэби!»
И отрывает тело,

И расправляет крылья,
И улетает в небо.
Маша летит по небу,

Основные рифы (с разбиением на такты и обозначением номера струны в функции баса):

R1 = | Dm/4D | Dm/5C | Dm/4D | Dm/5A Dm/5C |
R2 = | C/4E | C/5C | C/3G | C/4E | C/5C |

R1
Машу готовят к выписке,
R1

Посвящение актрисе

Навряд ли б ты смогла пленить
Кого-то внешней красотой,
Поскольку внешней красотой
Как раз не блещешь…
Но посмотрели б вы какой
За ней поклонники толпой

Рассветный час и терпкий запах ковыля,
Пора прощанья так близка. И неустанна
Плывёт тоска под белым парусом тумана,
Всё дальше оставляя сонные поля.
Плывёт тоска под белым парусом тумана,
Всё дальше оставляя сонные поля.

Я извлекаю из шкафа подобие трости,
Я посвящаю пол дня дорогому бритью,
Я ускользаю из дома, где праздные гости
Празднуют мой хэппи бёз… хэппи бёз дэй ту ю.

Я ухожу под битловскую тему I want you,
Всеми безмерно обласкан – и тут же забыт…
Частник нагреет меня на последнюю сотню

Am D Am
Адское пламя стучит в раскалённые латы,
Am F G Am
В горло вгрызается пыль палестинских песков,
Dm C Gm
Время плетётся слепым, престарелым прелатом,
Am B E Am F A7
След узнавая на ощупь - по трупам врагов.

Зачем мне родовой мой замок
И рыцарская честь моя,
Когда рука прекрасной дамы
Другому отдана была.
Что мне поход к Иерусалиму,
Что мне турнирный зов трубы,
Когда глаза моей любимой
Другим уже покорены.

Сдаюсь. Столица не по мне.
Я верю в древнее приданье,
Что вздрогнет всадник на коне
С простёртой пред собою дланью,
И с пеной каменной у рта,
Сметая полчища мамоны,
Прибьёт на Красные врата
Рекламный щит «Сдаю хоромы».

Уже в головном вагоне
Проверили мой билет.
Зачем на пустом перроне
Ты всё ещё смотришь вслед?
Зачем теребишь свой пояс
И мучаешь прядь волос,
Зачем проклинаешь поезд,
Который меня увёз?

Если и вправду нас
Время сведёт в свой час,
Хочешь, других любя,
Я буду ждать - тебя?

Хочешь, построю дом,
Из четырёх окон,
В каждом окне всегда

Когда ты мне купила запонки и галстук, я держался,
Я пытался быть как все твои друзья, как все мужья,
И всё напрасно.

К твоим несчастьям я добавил часть ужасную себя,
И все мужья тебе сказали: не сошла ли ты с ума?
Ну не сошла ли?

Тема есть тема –
Музе видней:
Следующие двери будут театром теней,
Они встречают персонажей всевозможных мастей,
Похожих разве только тем, что не имеют теней,
Поскольку тень, являясь тенью, тем не менее,
Не имеет своей.

Ты не мучай циклопа, моряк Одиссей,
Торопись лучше к жёнушке верной своей,
Как умеет она третий год развлекает гостей.

Но тебе, Одиссею, что по лбу, что в лоб, -
Мало ль, что ли, на свете других Пенелоп,
То ли дело - живой, говорящий, непьющий циклоп.

ИМПРЕССИОНИСТЫ. КАРТИНА ПЕРВАЯ
(холст, масло)

Он помнил, как хлопнули двери, осыпались звуки, - и в мире осталась одна тишина.
Он вышел на берег, он видел - волнуется море, но больше не слышал, как дышит волна.

Он помнил ещё, как смыкались, карабкались тени к наскальным рисункам дождя,
как бежали домой и как жадно они целовались, и женщина пела ему

Я в коем веке помню Вас
Как нынче - барышней в саду
У вас был черный водолаз,
И был каурый в поводу.
Я помню дамой на балу,
Как нынче - бархат на атлас
В который раз влюбленный в Вас,
Сорил цветами по полу.

D F#m Em A7 D Hm G A7(v)

D
Когда, озверев от войны и обмана,
C D
В какой-нибудь слишком засушливый год
D
Народ призовёт и восславит тирана,

Она привыкла изначально ничего не оставлять на потом, Она мурчит, как было б славно, если были бы мы кошкой с котом:
Мы целовались бы в подъезде, пели песни, пили воду из луж,
И проливали б на хозяйские бумажки со стихами
Тушь.

И я не спорю с ней,
О, я не спорю с ней…
Не потому, что не умею быть котом, -

Мы с нею жили душа в душу, как в каком-нибудь фэн-шуй:
Она готовила мне суши, я сушил ей анашу,
Мы с ней шатались поздно ночью по знакомым пиплам,
Но счастье было так непрочно, как непорочный стоп-кран.
И каждый раз по возращенью она тянулась к вину...
Я ненавижу пьяных женщин –
И особенно одну.

Мы с нею жили душа в душу, как в каком-нибудь фэн-шуй:
Она готовила мне суши, я сушил ей анашу,
Мы с ней шатались поздно ночью по знакомым пиплам,
Но счастье было так непрочно, как непорочный стоп-кран.
И каждый раз по возращенью она тянулась к вину...
Я ненавижу пьяных женщин –
И особенно одну.