Адамант Луар все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Дрогнули стены великого Рима, покачнулись холмы, солнце слепило,
Чернь умирала, стенала, вопила, чувствуя силу, рыла могилы.
Чадо стабильности, чадо порока, сын для отца – инструмент не боле,
Принятый волком, Ромулу сходно, жаждущий власти, жаждущий крови.
Поход от Марселя и до Шинона, эпатажная месса во славу имени,
Холодная ярость во взгляде расчетливом, святость за тридцать дукатов выменял,
Смерть арагонцев, пламя Романьи, на лезвии всепрощение патеров,
К черту раскаяние и покаяние, цвета Борджиа устрашают врагов.

Птицы разрывают кожу,
Птицы выползают наружу –
В точке входа в нирвану грязное ложе
И лужи.
Я слышу внутри их хохот,
Петля греет синюю шею.
По стенам ползет нарастающий шепот,
Явь тлеет.

Город утром сонно потягивается, наполняются проспекты людьми, играющими в перетягивание каната, наслаждающимися суетой. Я был здесь своим когда-то, теперь абсолютно чужой, и мне не хочется возвращаться обратно к той жизни, от которой ушел сознательно. Я перебираю ворох ненужной бумаги в карманах, нахожу сломанную сигарету, закуриваю. Сворачиваю с Литейного на Пестеля, потом на Моховую, захожу в темный бар, выпить рюмку-другую, выпустить пар. Пить с утра может быть неэтично, но я давно уже забыл о приличиях. Мой пиджак помят и разорван, голос похож на карканье ворона, глаза видят сквозь пустоту мира, в голове бардак. Сотни разных квартир за последние пять лет, отсутствие страха, крах.
Молчаливый бармен укоризненно смотрит, постукивая пальцами по стойке, я достаю клочок мятой бумаги, пишу какие-то строки. В последнее время я так ухожу от реальности, не желая ничего менять кардинально, отдыхая от праведности, иду с ней бок о бок. Даже не замечаю, как наступает полдень, в мысли проникают боги, пытаются направить на истинный путь. Ничего не знаю об истине, обещаю им, когда-нибудь – искренне.
Женский голос справа разрывает мысли. Она говорит о проблемах, а может быть о счастье. Не пытаясь уловить суть, запоминаю только ее имя – Настя. Она пьет водку, выстукивает какой-то ритм – мой разум, убитый ее мотивами, кипит. Она спрашивает о жизни, я отвечаю общими фразами, пару раз назвав меня сволочью, она отворачивается, потом поворачивается снова и замечает, что моя уродливость делает меня не таким как все. Взяв за основу мой внешний вид, она рассказывает мне обо мне. Она говорит-говорит-говорит.
Мы пересаживаемся за столик, легкая закуска, много выпивки. Я спокоен, она довольна. Извлекаю из ее слов немного морали, понимаю, что ей хреново по жизни, она без работы полгода, уже февраль, а ничего нового. За окнами погода – дрянь. Ей осточертело вставать рано, стоять в очередях на бирже труда, ходить по вырезкам из газет, она кажется автослесарь. Я слушаю и курю сигареты. Мне начинает нравиться это темное место. Потом она говорит, что уехала бы давно, но ее байк заложен, и выкупить его пока не представляется возможным. Я вспоминаю старину Майка, даю ей его номер – у него автомастерская и недавно помер Игнат, который работал у него лет десять. Думаю, Майк будет рад обновить свой штат, если она и вправду автослесарь. Потом мы пьем за ее новую работу, посылаем к черту все проблемы, заботы повседневной жизни. Она напевает какую-то песню – то ли на шведском, то ли на немецком языке.
Целый день проведен в кабаке. К счастью, у меня есть кое-какие деньги, их хватит, чтобы оплатить счет. В ходе разговора сумбурные мысли то и дело отправляются в полет. Когда мы выходим из бара, на улице уже темно. Прохожих мало, зажигаются окна, рядом у театра толпится народ. Серый, то ли заснеженный, то ли дождливый город, пересохший от выпивки рот. Идем на Греческий, там она следит за квартирой, заходим по пути в магазин, покупаем вино, потом входим в парадную, в которой несет как в сортире. Поднимаемся на второй этаж, все внутри разрывается от вечерней блажи. Мы пьем до шести утра, говорим, засыпаем, просыпаемся вместе. Чай, сигареты, постель, жизнеутверждающие песни – шесть с половиной недель.

Томас Джексон был словно из камня, но умер в 63-ем,
Для большинства это неважно, вряд ли кто знает об этом.
Эдвард Ли – старый лис потерпел при Геттисберге поражение,
Но даже среди своих врагов он снискал уважение.

Грант Улисс – генерал до корней, оставил в истории след,
Победа у Аппоматтокса, кресло президента на восемь лет.
Но корабли больше не салютуют, и Риверсайд его дом,